Глаза, опущенные долу
Шрифт:
– Ничего. Велено, чтобы я от тебя отступилась.
– Вот оно, значит, как. Стереть меня в порошок надумали. Не получится. Я вдвое сильнее, чем был, вернулся.
– Знаю. С тобой она теперь.
– Любомила кивнула на икону.
Фёдор насторожился.
– Ты что-нибудь о ней слышала?
Любомила медленно покачала головой.
– Нет, я о ней даже не подозревала, но она теперь с тобой.
– Она помолчала, затем со вздохом продолжила: - Не надо много ума, чтобы понять суть этого запечатленного образа. Хотя... пусть и знаешь: всё, что Богом явлено, рано или поздно человеку откроется - когда истина эта вдруг и в самом деле предстаёт перед тобою,
3
Фёдор фыркнул надменно.
– Что, ты меня запугиваешь? Я не из робких, как тебе известно.
– Да, знаю, - спокойно согласилась Любомила, - я тебе уже не раз говорила: ты просто из племени дураков. На редкость упрямых дураков, - уточнила она после некоторого раздумья.
– Во всяком случае, мне теперь понятна вся эта возня вокруг тебя.
Фёдор едва сдержался, чтобы вновь не вспылить.
– Оскорблений от тебя я наслушался предостаточно. В чём тайна лучше скажи.
– Этого ты от меня не услышишь, - уклончиво ответила Любомила, стараясь не встречаться с Фёдором взглядом.
– Что, ловишь меня на очередную уду?
– не выдержал, всё-таки поддался гневу Фёдор.
– Нечисть поганая! Чувствуешь, что я теперь защиту от тебя обрёл и хочешь, чтобы я, тебе в угоду, от неё избавился?
Любомила в свою очередь разозлилась.
– Я не нечисть. Сколько тебе говорить об этом? Да ты и сам давно убедился в том - что же ты, иначе, чтобы отгородиться от меня, третьим мелком, а не тем, что от падшей силы пользуешься? А? Нечего возразить? И икона твоя вовсе мне не противница, как не противники Спас и Бог Отец. Я не боюсь её, наоборот, возношусь от неё духом.
Фёдор зло усмехнулся.
– Ты и рассуждать стала совсем, как человек.
– Так это, чтобы тебе понятнее было. Иначе-то ведь не поймёшь.
– Чтобы понятнее... так я и поверил! Чтобы поближе к сердцу пробраться коварной змеёй.
Любомила вздрогнула, потупилась.
– Я понимаю, конечно, что ты не в духе, - сказала она наконец медленно, - но зачем же так, Феденька? Чем я вдруг стала тебе не мила? Наветов обо мне наслушался? Но кто знает меня?
– Ты та старуха, - упрямо замотал головой Фёдор, - ты ведьма, либо сама нечистая сила, одна из бесчисленных её обличий. Ты пришла мне в погибель, но я всё равно одолею тебя.
– И тогда успокоишься?
– Тогда грех поборю, духом воспряну.
– А ты не подумал о том, что плохо тебе будет без меня?
– Не будет!
– взревел Фёдор.
– В чём тайна? Немедленно говори!
– Не моя это тайна, - спокойно пожала плечами Любомила, - не мне и открывать её тебе.
– Ну тогда убирайся, совсем убирайся! Как-нибудь и без твоих подсказок соображу!
– И этого я не могу сделать.
Любомила долго молчала, не поднимая голову, как бы собираясь с мыслями, а когда открыла лицо, оказалось, что всё оно изборождено полосками слёз.
– Ты пойми правильно, Феденька, нет у меня выбора. Да и какой
– Она помолчала, затем со вздохом продолжила: - С тобой одним я, наверное, никогда бы не решилась, ты ненадёжен, слаб, а оттого зол, коварен. Но с Ней я могу пойти на это, Она не даст мне бесследно сгинуть. Ведь даже если просто память обо мне в людях останется, значит, уже я не умерла, как ты считаешь?
– Да здесь и людей-то нет, кроме меня, - раздражённо ответил Фёдор.
– Кто о тебе знает и узнает ли когда-нибудь?
– Ничего, земля слухом полнится, - спокойно возразила ему Любомила. Затем поднялась решительно: - Так ты подозреваешь, что я нечистая? Тогда смотри!
Она приблизилась к иконе богородичной, встала перед ней на колени и... торжественно, нарочито медленно, перекрестилась.
– Богородице, Дева Пречистая, не облечена я плотью и нет во мне души. Но как есть грешную, как есть неразумную, вверяю Тебе себя всю без остатка. Не отвергни мои молитвы, отнесись к ним со снисхождением, яви великую, всепобеждающую милость Свою. Единственно прошу только, если это возможно, не лишай меня любви моей глупой. Спаси, защити, сохрани!
Словно всю жизнь тем только и занималась, творила она положенные метания, простиралась ниц и крестилась, крестилась без устали, несчётное количество раз.
Затем поднялась, взяла кинжал арефиев и в несколько движений обрезала им длинные, распущенные свои волосы. Покрылась какой-то чёрной тряпицей вместо платка и вышла из кельи, даже не удостоив Фёдора взглядом на прощание.
4
"Эх, Ферапонт, Ферапонт, что бы ты сказал сейчас, чем объяснил, когда бы такое увидел, что и в страшном сне не пригрезится: бес, осеняющий себя крестным знамением? И кому мне верить теперь: Корнилу, отреченнокнижнику или всё-таки тебе, благочестивый отец? Казалось бы, какие могут быть тут, в выборе между вами, сомнения, но не слишком ли просты или, наоборот, изощрённы твои объяснения? Суккубус! Да разве ж бывают такие суккубусы, крестящиеся? Духи порождённые, демоны разума... но кто слышал о них?"
Тайна... Тайна из тайн. Фёдор смотрел на скорбный лик, длани, простёртые к чреву, в котором, осиянный Божественным светом, держа правую ладошку у сердца, почти в полный рост представленный, отображён был Спаситель мира-Еммануил. "Дух Святый найдёт на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое и наречётся Сыном Божиим". И освятилось Рождаемое, и Слово в плоть облачилось... Тайна из тайн. В чём она? Рука у сердца...
Глава двенадцатая
1
– Ты забыла, а я помню. Долг за тобой. Ты должна была мне ответить тогда на три вопроса, а ответила только на два.
Любомила досадливо поморщилась.
– Но это так давно было, что уже быльём поросло.
– Неважно. Я сдержал своё обещание, дело теперь за тобой.
– "Тайна. В чём тайна?"
– Да, в чём она? Я вынужден напомнить тебе о том нашем разговоре, вынужден прибегнуть к твоей помощи, ибо как бы я сам ни ломал голову, а полной уверенности у меня всё равно не будет. А мне нужно точно знать. Слишком важные мне предстоит принять решения, чтобы я мог позволить себе принимать их вслепую.