Глаза, опущенные долу

Бредихин Николай Васильевич

Любомила поколебалась некоторое время, затем решительно вскинула голову.

– Но ты ведь знаешь ответ. Ты уже пришёл к нему. Скажи сам, я подтвержу.

Фёдор хотел возразить, затем кивнул, согласившись.

– С помощью этой иконы дух может плоть обрести?

– Да. Но сначала он обретёт душу.

Фёдор помолчал, обдумывая, как бы выразить свою мысль поточнее.

– И что с ним дальше произойдёт? Он будет совсем как человек?

– Совсем. И даже смертен. Но до этой смерти ему будут присущи также, наравне с прочими, многие качества духа.

–

И что-то из них может перейти по наследству?

– Не знаю. Так далеко я никогда не заглядываю. Да и кому вообще это может быть интересно?
– недоумевающе ответила Любомила и вздохнула с облегчением: - Всё. Вопросы закончились. Долг свой я оплатила сполна.

– Нет, врёшь, на один вопрос ещё тебе всё-таки придётся ответить!!

Фёдор какое-то время сосредоточенно кусал губы, затем не выдержал: подбородок его задрожал и грудь сотрясли беспомощные рыдания.

– У меня нет зеркала, я не могу сам убедиться. Скажи... это правда? То, что я увидел... Своё отражение в воде.

Любомила потупилась, она давно, как видно, ожидала подобного разговора.

– Правда... Правда...
– осенило Федора.
– И ты всегда это знала! Почему же ты не предупредила меня?!

– Не предупредила...
– Любомила обречённо пожала плечами.
– Но ты же сам видел, как было с Арефием. Или ты полагал, что тебя минует чаша сия?

2

– Арефий... Ты сожгла его. За что? За то, что он пытался сотворить с тобою? Или за то, что не отпускал тебя?

– Арефий сам себя сжёг, от меня ничего не зависело. Я просто прихоти его прилежно исполняла. Но даже если бы я и в силах была что-то для него сделать, с какой стати мне было помогать ему, я от него ничего, кроме зла не видела.

– Ну а я? Как со мной? Я тоже сам виноват?
– со слезами на глазах прошептал Фёдор.
– Тоже сам сжигаю себя? Ты же говорила, что у нас любовь!

– Да, любовь, - Любомила грустно кивнула, по-прежнему стараясь не встречаться с Фёдором взглядом.
– И поэтому всё у тебя происходит гораздо медленнее, чем с Арефием, но происходит. Что я могу поделать? Не забывай: я дух, а ты человек, наши отношения не могут быть без расплаты.

– Чем же рискуешь ты, интересно?
– горько усмехнулся Фёдор.

– Я ничто без тебя...

– Как тебя понимать?

– Как знаешь. Как говорит тебе сердце, так и понимай.

– Сердце говорит мне, что ты оборотень, - не удержался всё-таки, сорвался Фёдор, - питаешься кровью! Сожрала одного - Евсея, другого - Арефия, теперь вот моя очередь. И ещё утверждать осмеливаешься, что ты не та старуха. Но со мной не получится так, мной ты подавишься.

Теперь настал черёд Любомиле разозлиться.

– Слова, только слова. От той старухи никуда бы ты не делся. Но я не старуха, сколько раз тебе вдалбливать? Я ведь в прошлый раз даже волосы обрезала, и что же? Может, это остановило тебя? Наоборот, ты как с цепи сорвался!

– То не похоть была, ты прекрасно знаешь. Просто ты ускользала, и я делал всё, чтобы тебя удержать!

– Возможно. Но сколько: год, два, три ты потерял

на этом?

Она помолчала некоторое время, собираясь с мыслями, затем наконец подняла взгляд на Фёдора, с болью в голосе тихо спросила:

– Я прошу тебя, любовью нашей, милый мой Федюшка, чудотворной иконой сей заклинаю: можешь ты пообещать, что хоть один раз внимательно меня выслушаешь? Не обязательно сегодня, когда угодно. Но так, чтобы по-настоящему. Не вскидываясь, как змея на хвосте по малейшему поводу, а просто принять мои слова на веру? Один только раз. Дальше, как хочешь. Понимаешь... это очень важно. Не исключено даже, что важнее ничего нет вообще на свете... для тебя. Ну и для меня тоже.

Фёдор отрицательно покачал головой без промедленья.

– Нет, при всём желании я не могу это пообещать.

– Почему же?
– Любомила зло сдвинула брови.

– Потому.
– Ответил Федор как мог мягче.
– Выслушаю хоть сейчас. Но на веру принять... не обижайся: я ничего не могу принять на веру. Я себе не принадлежу. Я дал обет и, стало быть, только одному Ему верю.

– Но один обет ты нарушил...

– Обет девства? Ничего я не нарушал пока. Отец Ферапонт мне растолковал это...

Она долго молчала, разочарованная, затем вздохнула.

– Значит, не хочешь решать за нас вместе? Пусть каждый сам по себе будет? Так, так...

Теперь настала пора Фёдору прятать взгляд. Он ничего не ответил. Да и что было ему отвечать?

– Ладно, не стану спрашивать, - проговорила Любомила устало, - почему ты вдруг задолбил себе, что всё, что от меня, непременно Ему вопреки. Решай сам, моё дело только донести до тебя. Можешь радоваться, прыгать от счастья: страхи твои преждевременны. Отпусти меня, прогони и... молодость к тебе вернётся, тотчас же.

3

Фёдор опешил.

– Как это?

– А вот так, - спокойно ответила Любомила.
– Станешь таким, как и был. Но...

– Что "но..."?
– вздрогнул Фёдор.

– Я уже предугадываю, как ты сделаешься безрассуден, узнав такое простое разрешение вопроса, и хочу сразу предостеречь тебя. Ты сейчас как витязь на распутье. Прямо пойдёшь: долго не протянешь, сгоришь как свечка. Влево свернёшь: как раз к тому распутью поспеешь, которое перед тем столь опрометчиво пропустил. Ничего не забудешь из того, что произошло с тобой, ничем не поплатишься, просто станешь во всём таким как прежде, свободным - куда захочешь, туда и пойдёшь. Выбирай...

Фёдор задумался. Затем глаза его радостно блеснули.

– Но...

– Но... велик соблазн! Да, действительно во всём троица, есть и третий исход: оставить всё, как было, но прекратить со мной плотские отношения. Дальше всё пойдёт обычным, естественным путем, но молодость к тебе не вернётся, двадцать лет ты просто можешь считать вычеркнутыми из своей жизни. Но и это не самое страшное: примера Арефия тебе недостаточно? Сколько и ему и тебе в той, другой, жизни бродить неприкаянными?

– Пока не найдётся кто-нибудь сильнее нас и не успокоит наши души, поборов тебя?