Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
— Ещё хочу заметить, — продолжал Говард, — спешите укреплять позиции. В Петрограде назревают нежелательные события. Обдумайте план действий.
Сеид Назарбай вышел сделать распоряжение и вернулся в сопровождении трёх музыкантов, за ними слуги несли подносы с угощением и напитками.
— Предлагаю дружескую беседу скрепить дружеской пирушкой, — объявил он.
— Музыка, шампанское и женщины! Что может быть отраднее… — заявил уже протрезвевший есаул Дутова.
— Всё будет! — загадочно блеснул глазами хозяин.
Говард
Музыка заиграла что-то похожее на марш, и в комнату вошли одна за другой пять девушек. Все они были миловидны, а смущенье ещё больше красило их. Последней вошла худощавая брюнетка со смелым взглядом карих глаз. Пока подруги рассаживались, она остановилась на пороге и, внимательно всех оглядев, решительно направилась к Говарду.
— Эти, — она повела презрительным взглядом в сторону пирующих, — сильно подогреты. Я опасаюсь эксцессов. Разрешите присесть возле вас, мистер?
— Пожалуйста. — Говард подвинулся. — Простите, я не всех знаю… — замялся он.
— Вполне понятно. Я сестра офицера Тишковского. Служу в железнодорожном штабе машинисткой. Могу ознакомить со многими деятелями.
— Счастливая случайность. Я рад познакомиться с вами, мисс.
Вскоре у них завязалась оживлённая беседа.
Музыка, говор, весёлый смех, иногда женское повизгивание наполнили комнату, а за дверью хозяин расспрашивал старика сторожа:
— Почему не привёл ту — маленькую, рыженькую?
— Кусалась, царапалась, а потом расплакалась, не пошла.
— Ничего. Останется для меня. Запри её на замок. Пусть Ли Бин отнесёт ей угощение и побольше вина.
Через час слуга открыл замок и впустил в полутёмную комнату китайца с подносом, полным всяких яств.
— Кушай, сестра, и не спи, — прошептал Ли Бин. — Ночью я выведу тебя.
В полночь замок щёлкнул под ловкими пальцами Ли Бина, и две тени выскользнули в тёмный закоулок, где одиноко росла чахлая акация.
Скоро девушка была дома, а Ли Бин явился в школу советских командиров к дежурному преподавателю Ронину. Он вручил ему бумагу, сказав:
— Читай, товарищ командир, а я расскажу, что слышал.
Двое мальчиков, глядя на заплаканные глаза матери, тревожно спрашивали:
— Где папа? Арестован…
Дуся, стараясь успокоить их, отвечала;
— Услали в командировку, на линию.
Это было правдоподобно. Отец часто уезжал. А у Дуси разрывалось сердце. С утра двадцать седьмого ушёл Аристарх в город, в комитет, и не вернулся. На рассвете, когда призывно загудел гудок, к ней прибежала соседка:
— Слышишь, гудит? Собирают народ, твоего выручать…
— Как выручать?
— Вчера
Над городом прозвучали выстрелы винтовок.
Дуся торопливо собрала подушки, зимнюю одежду, матрасы и забила ими окна. В это время что-то ухнуло и со свистом пронеслось над крышей маленького дома. Дети заплакали.
— Вот глупышки, чего испугались? Разве не слышали, как пушка в двенадцать часов палила? Садитесь вот сюда, на пол, разберите мне аптечку, да не пролейте лекарства, не разбейте пузырьков. — Для детей это была интересная, но запретная игрушка. Мать пообещала:
— Сейчас приведу вашего дружка Кольку.
Она выскочила к соседке, в дверях встретила Камилю.
— Дуся, давай твоих ребят ко мне! Ещё какие есть, всех заберу. У нас тихо.
Это было кстати, Дуся и две соседки собрали ребятишек и отпустили с Камилей.
…Бой разгорался.
— Вот и началось! Готовьте кипяток да варите похлёбку, наших кормить, — приказала Дуся женщинам.
— Покормить покормим… Вот опять стрельба усиливается.
— Коли будут раненые, ко мне несите. Я приготовила медикаменты.
После полудня промчался небольшой отряд казаков. Из-за разрушенной стены грянул залп. Два казака были ранены, третий с проклятиями свалился с лошади. Отряд ускакал. Дуся подбежала с сумкой к казаку. Тот попытался подняться.
— Гады, бросили товарища.
— Лежи. Сейчас перевяжу, а то истечёшь кровью.
— Спасибо, сестрица…
— А ты дурной, братец, чего на своих пошёл? Вот и получил гостинец.
Разговаривая, она ловко перевязала рану. Два его товарища, пригнувшись, бежали вдоль дувала.
— Сильно тебя, Епифан? — спросил пожилой.
— Уважили!.. Вот спасибо сестрице.
— И то. А чего это, ребята, мы за Генерала жизни готовы решиться? Давай перейдём к энтим красным, свой брат, рабочий. Знает, за что на смерть идёт…
— Верно! — отозвался раненый.
— А ты Родион? — обратился он к третьему казаку.
— Как сотня. Думаю, вся повернёт за народ.
От Дома свободы отъехала машина. В ней сидели арестованные большевики. По бокам казачьи сотни оберегали безоружных революционеров. Впереди и сзади шли броневики. Всю колонну освещали прожектора.
Было нечто торжественное в этом небывалом в истории Ташкента шествии. Проследовав по Гоголевской и Пушкинской улицам, грозный эскорт свернул на Московскую и направился к тюрьме.
Во дворе машина остановилась. С лязгом захлопнулись железные ворота. Арестованных через глухой коридор провели в большую общую камеру.
Смутно и тяжело было на душе Аристарха: "Неужели восстание захлебнётся?"
Разместившись на цементном полу, пять человек ждали своей участи. Враг беспощаден. Он не остановится ни перед чем, чтобы сломить сопротивление рабочих, обескровить революцию.