Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Тягостную тишину ночи неожиданно прервал могучий гудок железнодорожных мастерских. Пять минут плыл над городом его мощный призыв, и тотчас ему ответили все ташкентские заводы.
Камера ожила.
— Началось! — взволнованно воскликнул Цвилинг.
— Наши товарищи берутся за оружие, — поддержал его Бендецкий.
Глаза Аристарха горели радостью:
— Святая минута! Не жаль за неё жизни.
— А нас всё-таки хлопнут! — грустно прошептал анархист Шмидт.
— Теперь им надо побеспокоиться о собственной шкуре, — возразил Успенский.
А в это время Ронин
— Будущие красные командиры! Слышите гудок? Революция в опасности. Власть Советов призывает на помощь. За мной!
Беглым маршем вооружённые курсанты и красноармейцы, среди которых был Ли Бин, направились в железнодорожные мастерские. Туда же поспешила батарея сапёрного батальона.
Рабочие встретили своих братьев криками "ура".
В боевой обстановке был выбран революционный комитет. К вечеру вооружённые отряды направились к Белому дому. Рабочие железнодорожных мастерских, примкнувшие к ним воинские части, Первый сибирский запасной полк вели бои с юнкерами и частями генерала Коровиченко.
К утру, в напряжённый момент боя, телеграф принёс историческую весть: Временное правительство свергнуто восставшими рабочими Петрограда. Власть в руках Советов! Эта весть придала сил. Рабочие Ташкента победили.
В полночь в коридоре затопали сапоги. Распахнулась дверь, и в камеру ворвалось полтора десятка прапорщиков.
— Большевистская зараза!
Окружив арестованных, они повели их во двор к грузовику.
— Залезай! — закричал старший.
В кузове им приказали лечь лицом вверх. Вокруг уселись прапорщики и приставили штыки к груди арестованных.
— Если кто пикнет, заколем, как собак.
Ворота распахнулись, машина рванулась, выскочила на улицу. Но тут мотор сразу сдал, и грузовик замер в нескольких шагах от тюрьмы.
Шофёр стал ругаться.
— Я же предупреждал — ехать нельзя. Мотор чинить надо.
Прапорщики руками вкатили машину назад во двор тюрьмы. Шофёр принялся возиться с мотором. Его торопили, совали под нос наганы, грозились расстрелять.
Арестованные догадались, что шофёр тянет время. Он знает, куда и зачем везут большевиков, и старается хоть чем-нибудь помешать предстоящей расправе.
Наконец грузовик всё же ожил, покинул тюрьму и заколесил по городу.
Машина въехала на ярко освещённую площадь.
— Встать!
Помогая друг другу, арестованные поднялись и увидели, что находятся в крепости. Их сняли с грузовика и развели по казематам.
Охраняли узников казаки. Они, как и прапорщики, ругались, пугали членов Комитета расстрелом. Арестованные не молчали. Старались втянуть солдат в разговор.
Были даже сочувствующие. Один из них сказал:
— Порешили бы вас в ту же ночь, как взяли из тюрьмы. Да, слышь ты, рабочие за вас грозились расстрелять триста юнкеров.
— А теперь что слышно?
— Вот ведут переговоры через городскую управу. Там доктор Слоним и адвокат Закаменный торгуются с Коровиченко.
Эти сведения подбадривали, вселяли надежду.
Наконец казаки открыли камеры,
— Хотят с вами покончить. Защищайтесь!
Это походило на правду. Всё ближе гремели выстрелы. На крепость велось наступление. Минуты тянулись медленно. Но вот послышался властный голос и стук в дверь.
— Отворяй!
Вошёл прокурор с комиссией. Комендант крепости растерялся, увидев узников вооружёнными.
Прокурор объявил:
— Революция победила. Генерал Коровиченко арестован. Вы все свободны.
Через час Аристарх был уже в мастерских.
Восторженными криками встретили своего товарища рабочие. На руках они несли его до трибуны. Худой, обросший бородой, хриплым простуженным голосом он сказал:
— Товарищи! Братцы! Поздравляю с победой! Вот оно, пришло наше рабочее счастье! Да здравствует Советская власть! Да здравствует вождь пролетарской революции Ленин!
Голос его потонул в громе аплодисментов.
Глава двадцатая
В БОРЬБЕ РОКОВОЙ
У Рустама собирались друзья. Тут был бывший слесарь, а теперь председатель железнодорожного комитета Манжара, Аристарх Казаков с Дусей, Шумилов с женой. Был и Арип с младшим сыном певцом, пожилой рабочий Килячков, студент Голятовский и Степан Теодорович. Эти трое были включены в делегацию, посылаемую ТуркЦИКом в Москву для совместной работы с комиссией ВЦИК по выработке конституции советской страны.
Сидели за дастарханом и лакомились фруктами.
— Где же Казик? Куда скрылся? — спрашивал Маи-жара, поглаживая запорожские усы.
— Он в саду, с детьми алычу рвёт, — выдал делегата Рустам.
Точно в ответ прозвучал приятный тенорок:
Пусть нас ждут офицерские плети, Казематы, казармы, сухарь, Но зато будут знать наши дети, Как отцы их боролися встарь!— Казик, иди сюда! — закричал Шумилов.
— Чего это ты вспомнил офицерские плети? — спросил Манжара появившегося у айвана весёлого студента в синей косоворотке.
— Нашу студенческую марсельезу пел, ребятки пусть помнят, как завоёвывалась власть Советов.
— Иди-ка садись, певец-пропагандист, — позвал товарища Степан. — Сейчас нам нотацию прочтут…
Манжара, усмехаясь в усы, произнёс:
— Ишь ты, нотацию… А ты, Килячков, назначен за старшего. Гляди там за молодёжью….
— Ну уж нет, Митра! Что мы, развлекаться едем, что ли? Там дело серьёзное, конституция! И для каждого участвовать в этой работе большая честь. Верно, Степан?
— Правильно! Работа государственная. Новая жизнь для народа в этой конституции.