Гнилые болота
Шрифт:
— Плохо, если всегда придется такъ хитрить, — говорилъ Розенкампфъ.
— Чего же тутъ плохо? еще веселе будетъ; сами будемъ честны, честное дло будемъ длать и не оставимъ ни одного уголка, къ которому могли бы придраться подлецы, заставимъ ихъ безъ ссоры плясать подъ нашу дудку, — замтилъ Калининъ. — Ты, Рудушка, будешь особенно ловокъ, а вотъ Воротницынъ, такъ тотъ будетъ больно плохъ въ этомъ дл.
— Мн не нужно будетъ вести эту борьбу, съ наукой хитрить нечего, — отвчалъ Воротницынъ.
— Виноватъ! я и забылъ, что ты на книг женишься, нарожаешь книжонокъ, книги ихъ окрестятъ, книги вырастятъ, книги и похоронятъ.
Мы разсмялись при этой выходк. Воротницынъ, задумчиво улыбаясь, покачалъ головою.
— Можетъ-быть, ты и правъ, — какъ-то невесело процдилъ онъ сквозь зубы…
Однажды Носовичъ пригласилъ насъ къ себ. Мы собрались у него
— Намъ нужно, господа, о дл поговорить. Не худо бы подумать о будущности нашихъ занятій, — сказалъ хозяинъ.
— Мы уже позаботились объ этомъ. Говорили второклассникамъ, и шестеро изъ нихъ начали заниматься съ дтьми.
— Знаю, знаю! Вы, молодежь, все на фу-фу длаете. Ваше дло начато посреди болота, поганыя лягушки, тотчасъ же по вашемъ удаленіи изъ школы, затащутъ въ свое болото второклассниковъ. Сочувствующихъ длу только одна треть учителей, а дв трети состоятъ изъ лягушекъ… Теперь я могу вамъ это говорить: вы кончаете обязательныя сношенія съ этими личностями; становитесь на одну доску съ ними и можете судить о нихъ. Церемониться нечего!
— Что же длать?
Мы пріуныли.
— Утвердить дло покрпче, чтобы оно просуществовало хоть годъ еще; авось въ это время лягушки уберутся подальше и на ихъ мста явятся люди. Скверное теперь время, а надяться все-таки нужно…
— Но какъ же утвердить? — спросили мы.
— Тутъ нужны чортовы гвозди, — промычалъ Калининъ.
— Великую истину сказали, именно чортовы гвозди нужны, — улыбнулся Носовичъ. — Объ этомъ-то я и хочу поговорить съ вами. Надо сдлать дло по возможности публичнымъ, заинтересовать родителей и поставить директора и учителей въ такое положеніе, что они волей или неволей будутъ стоять за ваше учрежденіе. Попечители о немъ не знаютъ, а ихъ-то и надо посвятить въ тайну. Теперь представляется удобный случай. Вамъ, Рудый, выпадаетъ завидная роль сказать на публичномъ акт прощальный спичъ ученикамъ. Отличитесь!
— Я васъ, кажется, понимаю, Николай Павловичъ, — отвчалъ я. — Мн придется изложить важность нашего дла, похвастать собственными успхами и заслугою передъ публикою?
— Да, почти что такъ; но что длать, батюшка, хвастайте! Пожалуй, чтобы не покраснть, взведите небылицу на учителей, припишите имъ иниціативу дла. Поставьте на ходули слабеху-директора, главне всего заботьтесь и о томъ, чтобы выставить успхи маленькихъ учениковъ. Да маслица, маслица не жалйте!
— А пропуститъ ли эту рчь школьная цензура? — спросилъ я.
— Пропуститъ. Цензоромъ-то буду я, потомъ директоръ прочтетъ рчь; онъ тоже будетъ вамъ благодаренъ. Надо же хоть на годъ или на два облегчить занятія ребятишекъ, а то срамъ, что за личности выходятъ изъ нашихъ школъ!
Читателю можетъ показаться, что мы хлопотали и волновались изъ-за пустяковъ, онъ самъ принимается только за великіе подвиги, которые, впрочемъ, почему-то никогда не удаются. Но, во-первыхъ, въ дл воспитанія не бываетъ пустяковъ, а, во-вторыхъ, въ томъ кругу, гд мы дйствовали, наше дло имло особенное значеніе. Припомните мое описаніе школьной жизни и характеристики учителей. Къ какому заключенію могли они привести? Каждый учитель видлъ въ себ только начальника, и ни одинъ, кром Носовича, не сознавалъ, что онъ долженъ быть отцомъ, братомъ и другомъ ребенка, что ни тни боязни не должно быть въ ученик при столкновеніи съ наставникомъ, что безъ того никогда не будетъ на свт честныхъ, прямодушныхъ и смлыхъ людей. И точно: въ школ воспитанники длались одни пустыми курточниками-франтами, другіе лукавыми пронырами, третьи — трепещущими холопами. Всего этого не понимали и не хотли понимать учителя. Служили они для полученья жалованья и для господствованія, обязанности своей не любили. Они били, ругали дтей, придирались къ нимъ, поддразнивали ихъ и въ стнахъ училища постоянная велась ожесточенная война начальника съ подчиненными, и въ то же время слышалась проповдь о покорности. Война — ненормальное и отвратительное явленіе; но какъ же жить въ мир съ тми людьми, которые не любятъ и стараются притснить насъ? Лучшіе изъ наставниковъ были Мейеры, слабосильные мечтатели; они позволяли побить, притснить ребенка и потомъ брали на себя обязанность утирать его слезы и поручать его Божьей защит. Это было очень чувствительно, но совершенно не питательно. Когда, развитые Носовичемъ, мы стали заниматься съ маленькими дтьми, тогда мало-по-малу они стали выходить изъ-подъ палокъ учителей и начали смле и спокойне смотрть въ наставничьи глаза. Наше вліяніе замтно отразилось на дтской нравственности, негодяевъ становилось меньше; уменьшилось
X
Бабушка сходитъ со сцены
Въ то время, когда мы предавались свтлымъ молодымъ надеждамъ, моя бабушка томилась въ одиночеств, измученная, больная, слушающая отъ скуки болтовню двухъ старыхъ служанокъ, едва понимая смыслъ ихъ рчей и дремля въ вольтеровскомъ кресл. Каждый разъ, постивъ ее, мы убждались, что ей не долго остается жить и страдать, и не имли ни силъ, ни возможности помочь ея горю. Съ мучительной тоской глядлъ я на эту женщину, опустившуюся въ кресла и перебирающую отъ нечего длать ихъ бахромки. Напротивъ нея вислъ портретъ красавицы съ жемчужной повязкою на голов, въ окно били горячіе и сверкающіе лучи весенняго солнца, весело озаряя печальную картину постепеннаго умиранія. И этотъ портретъ, и эти лучи солнца казались теперь какою-то насмшкой надъ старухой. «Та ли это, гордая царица, — спрашивалъ я себя, глядя на бабушку:- которую я такъ горячо любилъ въ дтств? Та ли эта восторженная Шахеразада, увлекавшая мое дтство разсказами? Куда двались ея гордыя рчи, ея важная осанка, ея нарядныя шелковыя платья, забавлявшія меня когда-то своимъ шелестомъ? Износилось ея лицо, какъ износился ея бархатный салопъ, давно висящій безъ употребленія и подаемый молью, скоро и она сдлается добычею червей. Прерывистъ и глухъ ея голосъ, какъ будто онъ звучитъ съ того свта, и съ каждымъ днемъ все чаще и чаще срываются съ ея языка слова: „смерть и могила“. Это живая покойница, и страшне, всего то, что она сама сознаетъ это ясне всхъ. Не дай Богъ дожить до такого состоянія. Ни отрадныхъ воспоминаній, ни надеждъ нтъ, и есть только одно горькое сознаніе своей ненужности въ мір.
Планъ перезда въ Москву подалъ намъ слабую надежду поднять бабушку: мы считали ее не настолько больною, сколько убитою горемъ. Мы поспшили объявить нашъ планъ и пригласили ее перехать вмст съ нами изъ Петербурга. Она обрадовалась.
— Здоровье-то мое плохо, жаль мн и Пьера оставить. Теперь хоть изрдка онъ зазжаетъ ко мн, я хоть посмотрю на него, — говорила старушка.
— Позжайте съ нами хоть на время, отдохнете тамъ и поправитесь; тогда можно будетъ създить въ Петербургъ, повидаться съ Пьеромъ, — говорили мы ей.
Матушка боялась оставить ее одну и врила доктору, говорившему, что бабушка при покойной жизни можетъ прожить еще долго.
— Поду, Соня, поду. Авось, вы меня успокоите на старости лтъ. Я и теперь жила бы съ вами, да Пьеръ не станетъ здить. Онъ нынче все такой сердитый… И за что это сердится, — ума не приложу!..
Мысль о перезд въ Москву, о жить въ нашемъ любящемъ семейств начала ее тшить; даже стали роиться въ ея голов разныя дтскія мечты о томъ, какъ она поправится совсмъ, станетъ бодрою и вдругъ опять прідетъ въ Петербургъ на свиданье съ Пьеромъ, какъ онъ обрадуется ея прізду… Въ ея квартирк съ этой поры только и шли рчи про Москву.
— Не забыть бы намъ чего-нибудь здсь?.. Надо будетъ сундучокъ пріискать для платья. Да стирку-то кончайте поскоре, чтобы все чистое было… — говорила старушка своимъ служанкамъ, рылась въ комод, перебирала свои вещи и волновалась, не находя какого-нибудь чепца.
— Хорошо, что спохватилась сама, — толковала она:- а то такъ бы и похала въ Москву безъ чепца!
До отъзда оставался цлый мсяцъ. Но вчно глумившаяся надъ ней судьба посмялась и теперь надъ ея планами.
Однажды, когда сидла старушка со своими обычными грёзами и старалась казаться бодрою, въ ней неожиданно пріхалъ Пьеръ. Она его не видала полторы недля и обрадовалась его прізду; только онъ былъ хмурымъ, какъ осенній вечеръ. Ему плохо жилось и не на комъ было выместить горя. Онъ вздумалъ сдлать опытъ надъ матерью, разыграть передъ нею одну изъ старыхъ драматическихъ сценъ.