Гниющий Змей. Книга 1

Ахметшина Ксения

— Она полностью оправится? — с тревогой покосилась я на подругу.

— Пока рано судить, — старик остановился на развороте и стал водить пальцем по строкам. — Проклятье ударило по нервной системе, её мозг отреагировал очагом повышенной активности, что привело к эпилептическому припадку и почти остановило сердце. Она жива лишь благодаря халатности колдуна или низкой дозе.

— Санда только один бутон понюха, — я платочком подняла с половиц затоптанную веточку, пара лепестков осталась на лакированных досках. С брезгливостью, засунула растение

обратно в вазу и подобрала осыпавшиеся лепестки. Выбросить? Нет, лучше сжечь... Хотя, подозреваю, что брат-лекарь избавит меня от этой необходимости и унесёт букет на изучение в академию. Надо тщательно простерилизовать вазу.

— Действуй создатель проклятия более профессионально, этого бы хватило. Так, вот, нашёл. Лапушка, мне снова потребуется тишина.

Святой брат повторил волшебство над бутыльком и поднёс к носу девушки новую ватку с пахучей жидкостью.

Глазные яблоки под тонкими веками задвигались, заметались и вот, серые глаза подруги распахнулись. Она судорожно вдохнула и попыталась сесть, но не смогла, только захлопала ресницами: растерянность проступила на измождённом лице, как письмена лимонным соком на подогретом листе бумаги.

— Что про... — слабым голосом начала ожившая.

— Лежите, лежите, — тут же подался к ней медик с улыбкой. — С вами всё хорошо, просто небольшой обморок. Сейчас я дам вам капельки, которые помогут снять его последствия. Милая, налейте подружке воды, будьте любезны, — это он мне.

В наполненный стакан из тёмных бутылочек стали накрапывать вытяжки с травянисто-спиртовым запахом. Я могла прочитать названия, хоть и не понимала их: Hypericum perforatum, Artemisia vulgaris, Urtica dioica, Carduus acanthoides, Melampyrum nemorosum.

— И немножечко для улучшения мозгового кровообращения, — промурлыкал лекарь, накрапывая нечто обозначенное как Lavandula angustifolia. Ну, с этим-то хотя бы понятно.

Санда пила неспешно, с болезненным видом проталкивая глотки в горло, а затем отвалилась обратно на подушки.

В дверь постучали — очень требовательно.

На пороге появились родители Санды.

— Доченька моя, — сразу же бросилась к постели встревоженная мать. Следом вошёл отец, в глазах его пылала смесь негодования и обеспокоенности.

Начались расспросы. Брат Алистер отвечал с филигранной уклончивостью, а вскоре мы оставили семью в моей спальне и спустились вниз.

— Пусть останется на ночь в вашем доме, — сообщил лекарь моему отцу. — Утром я проведаю её.

Букет орхидей в руках лекаря не смутил отца. Видимо, цветы выглядели как благодарность от меня за спешную помощь.

— Так с девочкой всё будет в порядке?

— Конечно, несколько дней хорошего отдыха, и всё придёт в норму. Организм молодой, здоровый, так что справится, — голос медика звучал твёрдо и уверенно, хотя ещё недавно он говорил совсем другое. Но ведь людям нужно надеяться на хорошее, иначе руки сами собой опускаются.

Я

заметила, как выдохнул Киллиан, стоявший в стороне вместе с другими подмастерьями.

— Сколько мы должны вам? — перешёл к делу отец.

— Нет, нет, что вы. Я исцеляю страждущих исключительно с божьей помощью, — совсем не тонко намекнул святой брат на доброе пожертвование. — Но если вас не затруднит, пошлите одного из ваших мальчиков за необходимыми лекарствами, я сейчас набросаю рецепт. Аптека на Центральной улице открыта круглосуточно, хотя поймать извозчика в такой час довольно проблематично, — более тонкий намёк, ведь старику действительно надо как-то добраться до орденской крепости.

Отец заверил, что с экипажем проблем не будет и предложил лично сопроводить азария в его обитель, а по дороге забросить Киллиана в аптеку. Так и сделали.

Ну, а я после этого безумного дня просто осела на ступеньку у подножия лестницы и потёрла лицо руками — благо косметика уже осталась на салфетках в спальне.

Сватовство, помолвка и попытка убийства.

Насыщенный денёк, ничего не скажешь...

После возвращения отец рассказал, что вместо обители брат Алистер попросил подбросить его в магическую академию. Это немного удивило моего родителя, но не насторожило, и он вернулся в свою мастерскую — царство старых пыльных книг.

Посвящать близких в откровения брата-лекаря я не стала. Санда быстро уснула, её мама осталась с ней на всю ночь, а я отправилась переночевать с Гвидой. На следующий день мы с пострадавшей за меня подругой долго разговаривали, но она не вспомнила припадка. Брат Алистер объяснил, что это нормально даже при настоящей эпилепсии, но заверил, что девушка вряд ли сохранит себе этот недуг. Он велел не тревожить её правдой, хотя бы пока ситуация не проясниться.

После обеда мы получили конверт с печатью герцога на сургуче.

Тот сообщал, что послезавтра они с сыном отправляются в свою загородную резиденцию и желают, чтобы я составила им компанию.

— Но я не могу просто уехать, — умоляла я отца.

— Осса, послушай, — снова начал он тем трогательно-несчастным голосом, который меня начал очень раздражать. — Свадьба через тринадцать дней. Ничего страшного, если это время ты проведёшь в кругу будущей семьи, пообвыкнешь, познакомишься с новыми людьми, отдохнёшь...

— Тогда почему бы и вам со мной не поехать?

— У нас же лавка, — отец посмотрел на меня, как на капризного ребёнка. — Не волнуйся, всё будет хорошо. Мы приедем ближе к счастливому дню, — он взяла моё лицо в ладони, а затем обнял, будто в последний раз, да ушёл в мастерскую.

Я осталась одна посреди гостиной.

Получается, у меня есть только день свободы... Нет, полтора — сегодня ведь тоже считается. За мной прибудут послезавтра, срежут с клумбы и поместят увядать в красивой вазе, если продолжать метафоры в стиле бургомистра. Знаю, не пристало добропорядочной девице бродить по городу без сопровождения, но...