Годы гроз

Ульянов Александр

— Моя любимая сурга? Не мог дождаться.

Ромашка коротко рассмеялся и протянул ему миску.

— Ты не теряешь духа.

— Унывать не в моих привычках, — Корр принялся за кашу. Она была хотя бы горячей, это придавало сил.

Ромашка оставил ему кувшин с водой, и пока Коррин ел, взял отхожее ведро и отправился выносить его. Дверь запереть он не забыл. Корр поднял лицо от миски. Можно взять кистень сейчас, и когда Ромашка зайдет с ведром, сразу ударить его. Раз, другой,

третий, если надо будет.

Но нет. Торопиться нельзя. Если хочешь на свободу, надо еще немного потерпеть.

Загремел в скважине ключ, завыли несмазанные петли. Ромашка вошел и поставил помытое ведро.

— Спасибо, друг, — Корр протянул ему вылизанную миску.

— Воду выпил?

— Еще немного.

Хотелось бы не выпивать все сразу, но тюремщик наотрез отказывался оставлять кувшин. Ясно, почему — его можно разбить и из осколков сделать нож.

— Можешь еще кое-что передать леди Дульф?

Ромашка надул губы.

— Знаешь, Коррин, не могу. Я и так опасаюсь к ней ходить. Если кто увидит, сразу поймет, о чем мы говорим.

— Да брось. О нашей с ней связи никто не знает. Мало ли о чем вы говорите.

— И все равно. Да и не по закону это. Знаешь, кто сейчас руководит стражей дворца, а значит, и мной? Один из Королевских Щитов! Он сразу доложит королю, и меня посадят рядом с тобой!

— Не посадят. Я лично знаю короля — он не такой жестокий. Может, тебя высекут разок, и все.

— Еще чего не хватало! Ты допил?

— Почти, — Корр приложился к кувшину, хотя там осталась только пара капель. — Ну пожалуйста, друг. Скажи, я попросил заплатить тебе вдвое.

— Я не ради денег, понятно?! — возмутился тюремщик. — Просто мне тебя жалко, вот и все.

— Конечно, прости, — Коррин протянул ему кувшин. — Ну так что? Просто передай одну фразу. Пожалуйста.

Ромашка для виду недовольно поморщился и кивнул.

— Скажи, что я очень хочу выполнить обещание, данное тогда на озере. И как можно скорее.

— Что это значит? — нахмурился толстяк.

— Это личное, — как бы мечтательно улыбнулся Коррин. — Она поймет.

«Я обещал тогда, что мы прокатимся снова. Слеза не замерзает из-за соли — так что мы сможем это сделать».

— М-да, — сказал Ромашка, уходя. — Любовь у вас, похоже, настоящая.

Раздался скрип, и настала темнота.

«Настоящая любовь? Не знаю. Но я ведь думаю о Ритте? О ее теле, и поцелуях. Я вспоминаю даже ее запах. И она заботится обо мне, и если поймет, что я имел в виду насчет обещания, и все сделает… Может, и вправду любовь».

* * *

Несколько дней спустя опять пришел Ромашка. Он, как обычно, принес

миску каши и кувшин с водой.

— Ты передал леди Дульф мое послание?

— Передал, — буркнул тюремщик.

— А она что?

— Ничего. Выслушала.

— Давно это было?

— Вчера.

— Хорошо. Спасибо огромное, — Коррин принялся за кашу, стараясь не показать своего волнения.

«Вчера. Интересно, Ритта поняла, о чем речь? Нашла ли лодку?»

— Я тут подумал, — сказал Ромашка. — Надо бы тебе солому поменять.

— Что? — Коррин, задумавшись, не расслышал.

— Я говорю, соломы свежей принес. Давай поменяем.

Корр проглотил кашу и уставился на тюремщика. Если сейчас он начнет менять солому, то найдет кистень. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Не стоит. Я ценю твою доброту, но…

— Да брось, ты чего? — улыбнулся пухляк. — Все равно раз в год положено менять. Мне не трудно. Давай, вставай.

— Ну ладно, — Корр пальцами сгреб последнюю кашу и поднялся. — А где солома-то?

— Да тут, за дверью.

Ромашка забрал пустую миску и вышел в коридор. Раздался хруст сухой соломы.

От волнения Коррин похолодел. Онемевшими пальцами он вытащил из-под лежака кистень и сунул кулак в петлю. Другой рукой загреб цементную пыль. Желудок заныл как будто от голода — привычное чувство.

— Ну вот.

Пухляк зашел с огромной охапкой соломы, так что ничего не видел перед собой. Он положил солому на пол и разогнулся. При виде Коррина его лицо вытянулось.

— Ты чего это…

— Прости!

Пыль ударилась в лицо тюремщика, ослепив его. Ромашка отступил, жмурясь и кашляя, и одновременно срывая с пояса дубинку. Коррин бросился вперед и ударил кистенем. Раздался хруст — кусок кирпича раскололся, а Ромашка рухнул в коридор, спиной распахнув тяжелую дверь. Факел покатился по полу и остановился у охапки соломы.

Коррин прыгнул и вырвал дубинку из безвольных рук. Пухляк не шевелился, по белым волосам потекла темная кровь — но Корр ударил его еще раз. Чтобы наверняка.

— Прости, — шептал он, затаскивая тяжелое тело в камеру. — Прости, прости.

Он стянул с Ромашки пояс, забрал с него связку ключей и затянул тюремщику руки. Тканью от кистеня замотал ему рот. Снял бобровый плащ и накинул на себя. Вышел и запер скрипучую дверь, оставляя Ромашку одного в темноте.

— Прости, — сказал он, поднимая факел. Солома уже занялась, к потолку поднимался едкий дымок. — Прости меня.

Коррин бросился по коридору, которой полого уходил вверх. Куда бежать?! Попробовать найти камеру Гиральда? Времени нет — Ромашка может скоро очнуться и поднять тревогу.