Годы гроз
Шрифт:
Лекарь дремал, сидя на земле, но вскочил, как только Дэн вошел.
— Инквизитор, — он протер лицо сухими руками. — Вы один?
Рядом с Кэс лежали полотенца, перепачканные кровью, таким же был накрыт оловянный таз. Смердело мертвой плотью. Кассандра лежала, редко дыша, в сотню раз бледнее, чем обычно. Ее покрывало тонкое одеяло, из-под которого виднелись плечи — одно туго замотанное бинтом.
— Как твое имя?
— Томаз, инквизитор.
— Ты сказал, крови нет.
— Поначалу не было, — лекарь выглянул за
— Что с ней? Она выживет?
— Да. Но выздоравливать будет тяжко. Это не мое дело, — заглядывая Дэнтону в глаза, Томаз пожевал губами. — И я сохраню все в секрете.
— Я никогда не любил загадок, лекарь. Говори, в чем дело.
— Инквизитор Моллард, она носила дитя.
Мир содрогнулся. Молларда прошибла холодная дрожь, так что волосы поднялись дыбом.
— От удара начались роды. Я пытался спасти ребенка. Но такие крошечные редко выживают…
Дэнтон не мог вымолвить ни слова. Он перевел взгляд на Кассандру и она показалась ему беззащитной, как никогда ранее.
Затем взгляд его остановился на оловянному тазу, укрытом полотенцем.
— Невозможно, — выдавил он.
— Это правда.
— Но у нее не было живота!
Томаз приложил палец к губам и снова посмотрел за полог.
— Так бывает. Он бы скоро и резко вырос.
— Какой был месяц?
— Думаю, шестой.
Полгода. Та ночь в Баргезаре. Ночь, когда он едва не умер.
Жалящий рой мыслей носился в голове у Молларда. Его ребенок мог бы повторить его судьбу. Он бы родился при мертвом отце.
Все случилось по-другому. Дэнтон остался жить. А дитя погибло, будто заплатив своей жизнью за жизнь отца.
— Она не сказала мне, — проговорил Дэн.
— Быть может, держала в тайне, — прошептал Томаз. — А может, и сама не знала.
— Как это возможно?
— Живот не рос, плод мог быть вялым и мало двигаться. А его движения, если не знаешь о беременности, можно принять за простое недомогание. А она ведь рыцарь, живущая в дороге, и должно быть, не обращает внимания на такие вещи.
— А лунная кровь? — привел Дэнтон последний аргумент.
— У женщин-воинов цикл часто непостоянный. Она могла решить, что все в порядке.
В глотке пересохло. Дэн сглотнул, и ему стало больно. В горле вырос острый камень, мешающий дышать.
— Кто это был?
Томаз ответил не сразу.
— Мальчик.
— Я хочу взглянуть.
Лекарь без слов подошел к тазу, поднял его и начал снимать полотенце.
Моллард увидел только крошечную ножку, перепачканную кровью, и отвернулся.
— Нет, — сказал он и, помедлив, добавил. — Нужно предать его огню.
— Как прикажете.
— Стой, — смахнув жгучие слезы, сказал Дэн.
Томаз обернулся. Моллард старался не смотреть на таз в его руках.
— Скоро будут сжигать умерших ночью воинов. Скажи, что я приказал тебе заняться этим. Сожги его вместе с солдатами.
— Воля ваша.
— Ты
Томаз грустно усмехнулся.
— Каждый лекарь знает их лучше, чем хотелось бы.
— Тогда помолись и за него.
— Но у него нет имени.
— Назови его Теор. Ступай.
Когда Томаз вышел, Дэнтон сел рядом с Кассандрой, взял безвольную ладонь и заплакал. Лекарь так и не вернулся, хотя прошло, наверное, несколько часов. По свету, заполнившему палатку, Моллард решил, что настал полдень.
Кассандра очнулась и посмотрела на него.
— Дэнтон, — едва слышно прошептала она. — Я жива или мы оба погибли?
— Ты жива.
— Тогда понятно, почему так больно, — она попыталась подняться, но упала обратно на лежак. — Боже всемогущий. Мне что, ударили копытом в живот?
— Я не знаю, — прохрипел Дэн.
— Мы победили?
— Да.
— Тогда почему у тебя в глазах слезы? Дэнтон, — она слабо улыбнулась, глаза ее посветлели, и она провела рукой по щеке Молларда. — Все в порядке. Я жива.
— Ты жива.
— Что произошло?
Дэнтон долго смотрел ей в глаза и не решался рассказать. А когда рассказал, она отвернулась и закрыла глаза. Ее ладони безвольно легли на живот.
— Оставь меня.
Моллард вышел. Жестом подозвал гвардейца.
— Возьми еще одного человека. Охраняйте палатку. Я хочу, чтобы никто не входил туда, кроме лекаря по имени Томаз. Не пускайте туда даже меня, ты понял?! — прокричал он.
От неожиданности гвардеец вздрогнул.
— Да, милорд.
У меня мог быть сын, повторял про себя Дэнтон. У меня мог быть сын.
Никогда раньше он не задумывался о детях. И лишь теперь, когда потерял то, что так и не приобрел, он понял, как хотел бы взять на руки новорожденного потомка.
Клятвы инквизиции остались очень далеко, их выбил из него Зверь во дворе Альдеринга. Даже по закону он мог иметь детей. И оттого еще более сильная, невиданная ранее боль теснила сердце Дэнтона.
«У меня мог быть сын».
VII
Америя, Кроунгард
Где-то в подземельях
После попытки бегства Коррин ни разу не видел Ромашку. Отныне к нему приходил только горбун, и это было плохо — никаких новостей из большого мира, никаких передачек от Ритты. В конце концов, Коррин даже потерял возможность извиниться перед Ромашкой. Но видимо, прощенья он не заслужил.
В очередной раз горбун явился сияющий. Его единственный глаз блестел, уродливый рот расходился в улыбке. Вместо сурговой каши он принес густую тыквенную похлебку и хлеб, не слишком похожий на камень, и даже большое красное яблоко. Как только Коррин это увидел, он все понял.