Голодные игры

Lupa

— У нас есть мазь от ожогов, — говорит Джесс. А я и не заметил, как она подошла. Хотя, наверное, сейчас я бы не заметил, даже если бы у костра сидел лично Люцифер Фаллен и распевал во все горло: «Доброе утро, Панем!».

Дин коротко кивает и поворачивается ко мне.

— Привет, Сэм.

— Привет, Дин, — выдыхаю я, пока мой брат впервые за… за… за весь прошедший год смотрит мне в глаза. В груди разливается знакомое теплое чувство.

А потом мы обнимаемся.

========== Часть 5 ==========

Мы задерживаемся в пещере еще на сутки, хотя мне ненавистна сама мысль о том, чтобы находиться тут, где

до сих пор воняет горелым, где эта сволочь мучила Дина… Но Дин не в лучшей форме, Джесс изрядно помята, да и мне досталось — голова до сих пор трещит как после эля, что мы со Стивом как-то пили на День Рыбака. Руби ворчит, что мы тут как в западне, и если кому придет в голову нас прикончить, достаточно будет завалить вход или разжечь перед ним большой костер. В ее словах есть смысл, поэтому мы тщательно осматриваем пещеру и успокаиваемся, только обнаружив еще один выход в ее дальнем конце. Правда, это значит, что придется дежурить по двое, но ничего.

Труп Аластора мы с Руби и Джесс выносим почти сразу после выстрела, чтобы его поскорее забрали. Дин рвется помогать, но Джо твердой рукой удерживает его и намазывает ожоги мазью — кроме того, что на плече, самого большого, есть еще несколько поменьше: два на груди и один на своде стопы. Дин шипит и ругается, но сопротивляться перестает.

Мазь принесла Джесс — она сказала, что парашютик с контейнером, в котором был тюбик и записка, спланировал ей под ноги, как только Руби и Джо вошли в пещеру. Прочитав записку, мы с Дином невольно улыбаемся. «Подберите яйца, балбесы». Вполне в стиле Бобби.

Кроме массы оружия в пещере сложена куча продуктов и всяких полезных предметов, так что, наверное, это все же Аластор перетаскал вещи от Рога, а остатки уничтожил.

Я вызываюсь сторожить первым, Дин вызывается в пару со мной, а на все возражения резонно замечает, что с глазами и ушами у него все в порядке. Я сдаюсь.

Когда все засыпают, Дин мотает головой в сторону коридора и, прихрамывая, идет туда. Через пару поворотов он нажимает на застежку кармана на рукаве куртки и поворачивается ко мне.

— Это глушилка, — поясняет он, — а камер здесь нет. — Он делает паузу и долго смотрит на меня. — Черт, я бы хотел сказать, что рад встрече, но… не рад. Ты не должен был попасть на Игры.

Я пожимаю плечами:

— Судьба.

Дин невесело смеется.

— Гребаная Винчестерская удача, да, это она. Вот же сука.

Я смотрю на него и не могу наглядеться, впитываю каждую суровую линию, появившуюся на его лице за прошедший год, каждый новый шрам, что виден на кистях и шее. Даже на подбородке короткая широкая линия, словно он откуда-то навернулся и умудрился на него приземлиться. Дин замечает направление моего взгляда и усмехается.

— Спьяну упал на бордюр, — говорит он, и вокруг его глаз разбегаются смешливые лучики, и это снова старший брат, которого я помню. Внезапно Дин резко серьезнеет. — Я должен кое-что тебе сказать.

— Начало мне уже не нравится, — неловко пытаюсь пошутить я, но умолкаю, когда Дин на миг отводит глаза — и вновь смотрит на меня в упор. Он всегда так делает, когда собирается сказать неприятную правду, словно ждет удара, готовится принять его и выдержать со всей стойкостью.

— На прощание отец велел мне постараться спасти тебя. А если не получится — убить быстро и безболезненно. — Лицо Дина бесстрастно, и только бьющаяся на виске жилка выдает его. Мне хочется спросить: «А ты что?», но я вовремя прикусываю язык. Нельзя, нельзя сомневаться в Дине! Джесс была права, я и так изводил себя этим с самого начала. — Я не стану этого делать. В смысле убивать тебя. Ни при каких обстоятельствах. — Дин говорит рублеными фразами — верный

признак крайнего волнения. — Я постараюсь спасти всех. Тебя — в первую очередь.

Он больше ничего не добавляет, не ждет моей реакции, лишь хлопает по плечу и возвращается в пещеру. А я стою и думаю о том, что даже отцу не по силам изменить то, что было частью Дина почти всю его сознательную жизнь. Сколько себя помню, Дин всегда защищал меня; иногда мне кажется, что это граничит с одержимостью. Недавние страхи и сомнения кажутся нелепостью.

Мы выберемся отсюда, все.

Точка.

На следующий день Дин практически не хромает, да и на плече ожог затянулся тонкой розовой кожицей — эта мазь творит настоящие чудеса: в обычной жизни на это ушло бы не меньше недели. Мы распределяем припасы и выдвигаемся, как и прежде держась границы арены. Джо время от времени проверяет ее близость, швыряя в ту сторону мелкие камушки. Под вечер мы слышим пушку, а расположившись на ночлег на небольшой полянке, с одной стороны закрытой скалами, а с трех — орешником, видим на небе портрет девушки из Дистрикта-8. Еще одна.

Накануне я забыл спросить у Дина, как продвигается его подготовка диверсии. Один из повстанцев, что занимался строительством арены, заложил в четырех точках взрывчатку, а детонаторы должен был установить сам Дин. Точки выбраны не просто так — это самые слабые места купола, накрывающего арену, и когда Дин нажмет кнопку, купол сложится как карточный домик. Предполагается, что к этому моменту все выжившие трибуты спрячутся в Роге, чтобы их не пришибло кусками купола, а потом Дин скажет на весь Панем пламенную речь, нас заберет специально прилетевший планолет, который все это время караулит неподалеку и ждет взрыва, и доставит прямиком в тринадцатый дистрикт.

Так это выглядит в теории.

Поэтому я дожидаюсь вахты Дина, подхожу к нему и сам нажимаю на кнопку заглушки. Тут, в отличие от коридора пещеры, камеры есть, поэтому я становлюсь к ним спиной и загораживаю ею Дина.

— Все готово?

Нет нужды пояснять, что я имею в виду, Дин мгновенно понимает вопрос.

— Почти. Осталось установить последний. Мы как раз неподалеку. Завтра схожу, а после двинемся к центру. Пора уже.

Я коротко киваю, и он отключает заглушку.

Мне не спится; ворочаюсь с боку на бок и не знаю, куда деть руки. Джесс мирно сопит рядом, возле нее — Джо. Ночи чертовски холодные, и еще два спальника, что мы нашли у Аластора, тоже идут в ход. Дин сидит в центре полянки, лицом к орешнику, Руби едва слышно шуршит ветками, обходя периметр. В траве оглушительно стрекочут сверчки, и этот монотонный звук наконец-то меня убаюкивает — веки тяжелеют, наливаясь свинцом, и медленно опускаются. Я не свожу взгляда с Дина, хочу, чтобы его силуэт был последним, что я вижу перед сном…

И потому, когда нечто отбрасывает на скалу хаотичную тень, словно готовясь на него напасть, я мгновенно настораживаюсь. Сна ни в одном глазу, рука сама ползет под край спальника, где припрятан нож. Стараюсь ровно дышать, притворяясь спящим, и осторожно всматриваюсь в темноту из-под опущенных ресниц.

Это Руби.

Руби подкрадывается к Дину со спины, и в ее руке кинжал. Рефлексы срабатывают раньше, чем мозгу удается их обработать — и она не успевает даже замахнуться, как я уже стою сзади нее и заламываю ей локти. Кинжал со звоном летит на землю, а Дин всаживает меч в живот Руби, совсем как с Абаддон. Звучит выстрел, и весь наш маленький лагерь мигом оказывается на ногах и в боевой готовности. Вся сцена заняла несколько секунд, а мне кажется, будто прошла вечность. Я растерянно опускаю тело Руби на землю и наблюдаю, как та быстро темнеет от крови.