Голос Лема
Шрифт:
Он проглотил, запил. Открыл на кухне окно, в горячей летней ночи всегда пахло океаном. Улица казалось пустой. Это важно.
Он уселся на тахте в зале. Подождал там сил и уверенности. Те счастливо пришли еще до Большой Тени. Уже успокоенный, он вернулся наверх, в спальню. Лег рядом с Кейт, от нее исходило тепло. Пришлось откинуть покрывало, потому что он тотчас облился потом.
До рассвета он смотрел, как она спит. Считал веснушки на ее плечах. И вслушивался, не раздастся ли из кухонного радио очередной убийственно-извращенный
Не раздался. Лишь полицейские сирены выли вдали, аккомпанируя встающему над Заливом солнцу.
Это было хорошее утро, несмотря ни на что.
Сперва они отправились за газетами — улицей, пропахшей июлем. Завтрак, который он приготовил, ели неспешно и долго, слушая радио и смеющихся за окном детей. Кто-то пришел к Ричу, но он даже не встал из-за стола, а Кейт не пустила гостя. Это снова было ее царство.
Ночное Кухонное Происшествие осталось далеко. (Так он мысленно его называл; знал, что если вернется к прозе — теперь, когда Кейт снова здесь, кто знает — если вернется к писанию, это был бы хороший фрагмент.) НКП казалось настолько далеким — физически. Вероятно, оно принадлежало лишь Миру Без Кейт и было его последней, предсмертной дрожью. Как последний спазм умирающего марсианского оккупанта, прямо из рассказов, над которыми Рич так любил подшучивать в присутствии своих все менее многочисленных знакомых.
После завтрака Кейт едва его не прикончила.
— Гляди, — сказала, когда он сидел за кухонным столом над «Сан-Франциско кроникл». Как исключение, он начал не с некрологов, так как опубликовали очередное письмо от Зодиака. Впрочем, получалось то же самое.
— Да? — Он не поднял головы.
Она стояла где-то за его спиной.
— Ну погляди.
Он услышал, что Кейт улыбается. Повернулся и едва не помер от страха.
Она стояла на пороге, сияющая. С электрической дрелью в руках.
Обошлись без сцен; ночь, проведенная вместе, прибавила ему сил.
Кейт одолжила дрель у сестры, зная, что она может пригодиться. Думала, Рич обрадуется. Нет, ну ясно — обрадовался. В конце концов. И не рассказал о НКП.
Когда она сказала, что должна съездить за остальными вещами и будет только вечером, он долго ее обнимал. Черпал из того, что было между ними, заряжал батареи. Ему нужна была ее любовь и его любовь к ней. Может даже больше, чем
(дрель)
таблетки.
Она отступила, когда он о них подумал. Кейт всегда знала. Они все знали.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
Он подумал, что у его жены — глаза Афины, богини-воительницы.
— Когда я вернусь.
— Я знаю.
Притянул Кейт к себе (она едва могла его обхватить — любили это оба) и долго вдыхал запах ее волос. Те пахли шампунем и яичницей.
Махнул ей в кухонное окно, когда она отъезжала. Чудесный летний день в Игровом Городе: везде
Когда ее «хеви» исчез за углом, Рич закрыл окно, опустил жалюзи и открыл холодильник.
В тот же день, сразу пополудни: расслабленный Рич лежал на тахте в затененном зале и слушал Вагнера. Когда раздался стук в дверь, он сразу понял: что-то не так. Это был странный стук, произведенный кем-то уверенным в себе и одновременно скучающим.
Он открыл дверь и вздохнул.
Они всегда приходят вдвоем. Волосы консервативно зачесаны назад, темные костюмы, документы в мелких ручонках.
— Господин Ричард (***)?
— Да.
— Агент Слаттери, это агент Хамм. Позволите?
Рич пожал плечами и впустил их в зал. Они расселись на тахте, под вентилятором. За ними — только стена. Агент Слаттери скорчил странную мину, будто не мог решить, какая из частей его тела болит и почему.
— Фасоль и цыпленок, — сказал Рич.
— Прошу прощения?
— Этот запах. Он от обеда. Я ел фасоль.
Они переглянулись, не понимая, шутит ли он. Это добавило ему уверенности.
— Воды?
— А пиво у вас есть? — спросил Слаттери.
У него были ласковые глаза, гладкий лоб и густая седая шевелюра. Под пятьдесят, но Ричу он напоминал молодого кондора, которому охота повыделываться.
— Нет.
— Тогда вода будет — супер.
Рич налил им из-под крана и уселся в кресле. Агент Слаттери выпил сразу весь стакан.
Агент Хамм был младше — под сороковник. Кивнув, поблагодарил за воду и вернулся к созерцанию покрывала. Слегка улыбался, а его брови выгибались дугой: годами тренированная разновидность скучающего, но доброжелательного недоверия.
— ФБР, — начал Рич.
Агент Слаттери просиял и энергично закивал, словно услышав похвалу, от которой безумно возгордился. Наверняка так и было.
— ФБР, — повторил Рич. — Ваши коллеги, ходившие за мной во времена Маккарти, выглядели ровнехонько как вы.
Они переглянулись, будто не помнили, во что одеты.
— Что ж… — Слаттери пожал плечами.
— Когда-то у меня была девушка, а у нее был парень, — сказал Рич. — Парень из наркоотдела. Носил длинные волосы и всегда был одет в классные рубахи. Пальмы и все такое.
— Яркие рубахи с пальмами, — размечтался Слаттери. — Или со змеями. Или с ящерицами. Агент Хамм, почему мы в таких не ходим?
— Потому что тогда не могли бы прятать оружие, — подсказал Рич.
— Вы удивились бы, — обрадовался Слаттери.
— Чем могу помочь? — спросил Рич.
— Речь идет о письмах.
— О письмах? — Чтобы нервно не улыбнуться, Рич напряг всю силу воли.
— Ваши письма, господин Ричард. Отправленные в Бюро, — усевшийся поудобнее Саттери смотрел куда-то за окно.