Голоса над рекой
Шрифт:
Кстати, на странице, где наверху стояла буква "П", он вновь прочел написанные подряд знакомые слова: "Палата, подарки, позвонки, перевозчик-водогребщик, парез, перо жар-птицы, перстень, % голубого неба, Планида, парус..."
Тогда, после второй операции жены, он забыл спросить ее, что это за слова, не до них было, а потом тоже не до них, ну а потом - забыл вообще, да и листочек со словами куда-то делся...
Блокнот начинался с такого ее стихотворения, которое было как бы посвящением:
Ты хороший,
Ты очень хороший,
А хотелось,
Чтоб был Великаном,
Чтобы
Чтоб дорогой людей подбирал бы,
Чтобы "цаплиные яички"
Ты домой приносил иногда,
Чтоб чужая людская беда
Для тебя не была ерунда,
Чтоб цветы у девчонки-цыганки,
Что засохли давно и жалки,
Ты купил лишь затем,
Чтобы дать ей Рубль иль два,
И помчать "Росинанта"!**
..."Вот пришел великан
и упал..."
Стихотворение это она тогда не дописала, не знала как, чем закончить, то есть не знала, как написать Главные Слова. И она оставила для них место, но так и не дописала. И не потому, что некогда было или забыла, что это надо, нет - как-то не выходило, не писались нужные слова...
Так и осталось посвящение недописанным...
Муж не придал этому значения, скорее всего и не заметил, что законченности здесь не было.
...ВОТ ПРИШЕЛ ВЕЛИКАН...
Тут все было ее мечтой. Мечтой о своем Антоне Павловиче, который к ней непременно должен прийти, хоть когда, хоть во сколько лет! И пусть это будет он, ее муж, пусть, лишь бы Великан! Чтобы тоже - ОБИРАЛ ее слезы, покупал у цыганки завядшие цветы ("цыганкины цветы"), сажал в свою машину (в "Росинанта") на дороге любого (О! Это - особенно! Муж никогда этого не делал.), назвал бы хоть раз обычные куриные яички "цаплиными"!
Да! Да! Цап-ли-ны-е!
ВОТ ПРИШЕЛ ВЕЛИКАН!
И пусть он тоже, как там, придет и заплачет, пусть! Это особенно важно, особенно!
Да, особенно!
Она, когда читала повесть, подсчитала, что Антон Павлович Кержун, Великан сам, хотя он там и не считался Великаном, и его Ирена Михайловна плачут 40 раз, то есть плачут через каждые 1-3 страницы!.. И что Великан упал. Пришел и упал, не побоялся, хотя и Великан (он - не он Великан - все равно он!).
Да, не побоялся! Правда, у них там по-настоящему никто не падал, это у них такая поговорка была, для успокоения, но ведь не каждый для успокоения такое бы себе выбрал, а они выбрали! И он, Антон Павлович, действительно не побоялся бы, ни за что бы не побоялся упасть! Если бы было надо, если действительно было надо - пришел бы и УПАЛ,- вот что важно.
А, что говорить...
Цветы ей муж вообще не преподносил, был, правда, один случай, в армии, в Венгрии, но не об этом же особом случае вести речь!.. И сейчас бывало, конечно, бывало, но так редко... Скажем, если он видел, что цветы продаются прямо под носом, или если кто из больных приносил ему, или случалось такое по весне, - она настоятельно (!) просила остановить машину возле какого-нибудь куста черемухи, мимо которого они проезжали, и ему приходилось выходить и ломать черемушные ветки, но это ведь тоже не могло идти в счет!
– ведь делал он это по просьбе, да еще настоятельной,- без своей воли, без своего желания!..
Сам
– ни в коем случае, даром бы не взял! Потому что ее муж никогда бы не взял в ум купить завядшие цветы просто так, да, просто так,- ну, для игры, в шутку, для предлога - отдать девчонке эти копейки - цыганке ли, не цыганке, и, конечно, не потому, что жаль ему было эти копейки, нет - просто в голову сроду не пришло бы такое -ну, не Великан он, ну что тут поделать!..
Насчет слез. Он никогда не плакал (как и не падал). Правда, раз, один раз - было. И она слышала, как он плакал, точнее, кричал в голос. Это, когда она приехала от профессора из их областной клиники, и муж узнал, что ей предстоит операция. И какая.
...Он сидел на краю ванны, включив широкую струю воды, чтобы крика не было слышно, а она в этот момент случайно вошла в ванную.
В своего "Росинанта" людей сроду не сажал, это уж никогда! И придумывал в оправдание всякую всячину: вдруг, например, сядет к ним ненароком какой-нибудь хулиган, вдруг придется задержаться где-нибудь из-за этого пассажира, а ей в это время надо будет, скажем, срочно попасть домой, чтобы лечь - нехорошо ей станет, да мало ли что может быть, если в машине посторонний!.. Хотя она-то всегда умоляла остановить машину. И все это хотя "Великана" читал и прекрасно знал, как эта повесть любима женой.
Муж внимательно прочел подаренный ему АЛФАВИТ, и он ему понравился.
Спустя какое-то время жена забрала его - он лежал в стопке книг на стуле возле кровати мужа, но никогда им не перечитывался.
Теперь блокнот стоял на полочке над ее письменным столом.
Муж не заметил исчезновения.
Почти все, что было в этом алфавите, она знала наизусть. Цитаты... Но были не только они - были и ее стихи и мысли, а цитаты... Они ведь тоже были ее! Ее, сокровенное, без чего она не могла бы теперь быть собой и чем так хотела, именно как СВОИМ, поделиться с другими, сейчас - с мужем...
(Таких алфавитов было сделано ею разным друзьям 15 штук и всем по-разному в смысле содержания, выбора цитат и оформления. Надо сказать: труд большой.)
Цитаты - цикады, говорил Мандельштам, потому что ими неумолимо напоен воздух. Ты становишься СОБСТВЕННИКОМ ЦИТАТ, введя их в свой духовный мир. А ее духовный мир был настолько НАПОЁН ими, так ими НАПРЯЖЕН, что мог бы просто взорваться!..
"А" начиналось двумя словами:
Аббат Прево.
За ними шла строфа стихотворения:
А навстречу,
улыбаясь,
В блеске солнца, как в тиаре,
золотая,
голубая
Беатриче Портинари...
(Б.Пильник)
Айда! День выбросил дугу!
(Алик Ривин)
Еще:
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней.
(Анна Ахматова)
Были и такие слова:
"А чья-то огромная многосердечная доброта до сих пор склоняется надо мной, извлекая со дна любой печали".
(Белла Ахмадулина)
И очень дорогие ей слова Анны Ахматовой, которые всегда связывались с отцом, с посещением его в лагере: