Голоса за стеной
Шрифт:
На плече у Капрала Академик сделал маленький секретный замочек, единственный ключ от которого хранился теперь у Большого Мешка. Утром, отперев замочек, Большой Мешок выпускал всю рать на волю. К полуночи, когда куклы возвращались и снова влезали одна в другую, Большой Мешок запирал их ключом, лишая возможности выбраться из чрева друг друга: их надежно стерегла оболочка Капрала, который и сам оставался лишенным возможности передвигаться из-за тяжести ста девяноста девяти собратьев, покоившихся в его нутре.
Но
И только Капрал, прихватив Пустого, ходил по городу, присматривался ко всему, прислушивался, но молчал, не вступая ни с кем ни в какие беседы. Пустой плелся с ним рядом, сонно поглядывая по сторонам, иногда бормотал:
— Суетятся людишки. А зачем? Вон, демонстранты требуют работы. На что она им?
— Хотят лучше жить, — отвечал Капрал.
— А кто знает, как будет лучше? Никто. А зачем полиция их разгоняет?
— Тоже чтобы кому-то было лучше, — усмехнулся Капрал.
— А кто знает, что такое лучше? Никто, — снова пробубнил свое Пустой…
Однажды, смешавшись с толпой на людной улице, они потеряли друг друга. Был жаркий день. В скверах наряженные дамы прогуливали на поводках своих породистых псов, обвешанных медалями и решали очень важную проблему — какая нынче самая модная обувь: каблук спереди или сзади. Одна дама сообщила, что модно нынче носить обувь на два размера меньше. Ей никто не возразил: дама эта была женой секретаря помощника Большого Мешка, слыла законодательницей мод; на промтоварные базы привозили для нее все в единственном экземпляре: она не терпела, если кто-нибудь носил то, что и она.
Веселой стайкой шли студенты с лекции. Они обсуждали появление нового преподавателя физики, который заявил им, что дважды два — четыре и что это самое главное и единственное, что они должны усвоить. Все остальное мусор, которым забивать голову не следует. (Они не знали, что этот преподаватель — один из тех, кого создал Академик).
Возле кафе «Весенняя прохлада» толпилась очередь: здесь продавали прохладительные напитки и мороженое. Подъехал грузовик-фургон, рабочие начали выгружать бидоны с мороженым, сносили их в кафе. И тут Пустой заметил, как какой-то мужчина в темном костюме, в шляпе и в очках пробрался в фургон, стал открывать
Проделав все это, он быстренько выбрался, воровато оглянулся и пошел своей дорогой. Пустой постоял, подумал, что надо бы предупредить рабочих и хозяина кафе, но решил, что это его не касается, и двинулся следом за мужчиной в темном костюме, в шляпе и в очках. Настиг его на углу, остановил:
— Слышь, — сказал Пустой, — мороженое-то сладкое, а ты в него соли насыпал. Это зачем?
— Затем, что мне вчера в ресторане кто-то наложил горчицы в компот, — ответил мужчина. — А ты что, пойдешь в кафе и оповестишь, что в мороженом соль?
— Это меня не касается, — пожал плечами Пустой.
— Правильно!
— Ты думаешь?
— Конечно.
— Ну и ладно, — Пустой поплелся дальше.
Вскоре он вышел на окраину города, в кварталы, где жила беднота. Возле фабрики под каменным забором сидело несколько человек в рабочих комбинезонах. Они обсуждали итоги последней забастовки, смачно ругали Большого Мешка, пускали по кругу единственную пачку сигарет и говорили, что если к осени не найдется работа, придется из города уезжать, подаваться куда-то на заработки.
И в это время с криком: «Пожар! Пожар! У Наладчика дом горит!» — прибежали, взбивая пыль босыми ногами, мальчишки. Рабочие подхватились, бросились в переулок, над которым вился темный дым. Когда Пустой добрался туда, он увидел, что дом не дом, но хибара какая-то горит, а вокруг народ с ведрами, качают из колонки воду, носят на пожарище, растаскивают баграми пылающие бревна, несколько человек метнулись в дверь дома, стали помогать хозяевам таскать скарб.
— А ты чего стоишь, рот разинул?! — пробегая с ведром, спросил у Пустого какой-то мужчина. — Помоги помпу заправить!
— Это меня не касается, — пожал плечами Пустой.
— Тогда вали отсюда!
— Зачем тушить? — спросил Пустой.
— Лучше не тушить, да?! — оторопел мужчина.
— А кто знает, как будет лучше, — сказал Пустой и, повернувшись, медленно подался прочь. Он шел и думал: «Господи, сколько хлопот люди себе устраивают: из-за соленого мороженого, из-за пожара. Лучше бы легли да поспали, жизнь должна идти сама по себе, а люди тоже сами по себе. И ничего не выяснять, потому что выяснить ничего нельзя…»
Потеряв Пустого, Капрал был доволен. Ему хотелось побыть одному, разобраться во всем, что видел и слышал. Так он забрел в пустынный диковатый уголок лесопарка. У старого пруда, затянутого ряской, возле каменных глыб, вросших в землю, он заметил молодого человека в широкой белой блузе. Тот сидел перед этюдником и писал маслом на листе загрунтованного картона пейзаж: пруд, ветлы, склонившиеся над водой, полуразвалившуюся беседку с колоннами.
Из-за кустов Капрал долго и сосредоточенно наблюдал, как творил живописец, как легко касался красок на палитре, как мягко укладывал мазки тонкой кистью.