Головолапная
Шрифт:
— Давай на этот! — раздалось рядом с Гатой.
— Свет, ну ты что? Он же налево поворачивает после следующей.
— Давай! Одну остановку проедем, а там вторую пешком — и дома.
Ей это предложение тоже в какой-то мере подходило.
У Гаты напряглись ноги, готовые бросить ее в автобус. Ведь она тоже может проехать одну остановку, потом вместе с этими женщинами пройти вторую, а на проспекте они уже разминутся: Гата пойдет своей дорогой — ей направо. Дорога, конечно, неблизкая, но даже так ей казалось быстрее, чем еще ждать своего автобуса неизвестно сколько. Да и народу на остановке немало, минимум два рейса
Гата метнулась к светящимся дверям «125»-го и впрыгнула в автобус, едва не сбив с ног тех двух теток, остановившихся на самом проходе.
Они глянули на нее осуждающе, явно ожидая извинений.
Не дождались.
Остановку они ехали медленно, к тому же еще постояли на светофоре.
Гата все косилась на теток, за которыми увязалась. Не хотелось, чтобы они подумали, будто она за ними увязалась. Они ей не понравились. У одной было лицо, похожее на очищенную картофелину, в которой расковыряли все глазки. А может, это свет в автобусе так падал.
Вышли они втроем.
Гата старалась делать вид, что она вообще одна на остановке, торчащей посреди улицы, где всех ориентиров только железная решетка ворот кладбища, а вперед и назад тянется скучная серая стена из цементных плит. Женщины пошушукались между собой, косясь на Гату, но та, что первая предложила ехать, решительно махнула рукой, мол, оставь, чего может от нас хотеть девчонка, которая одна, а нас-то двое.
Она подождала, пока они сделают хотя бы несколько десятков шагов прочь от остановки, потом двинулась следом. Та, которую звали Света и у которой было лицо-картошка, обернулась, скользнула взглядом. Гата было испугалась, что она сейчас скажет что-нибудь в духе «Девушка, вам тоже к проспекту? Пройдемся вместе, не так страшно». Но женщина молча отвернулась.
Поравнявшись с кладбищенскими воротами, Гата увидела, что калитка приоткрыта. Это было неожиданно.
Согласно расписанию, висевшему на всех трех входах на кладбище, закрывалось оно в шесть вечера. В действительности же это было расписание работы кладбищенской конторы. Службы в небольшой церквушке заканчивались позже, а входы-выходы запирались и вовсе в разное время. Выход на железку закрывали около восьми, потом охранник шел через кладбище вот к этим воротам, и закрывал их где-то через полчаса. Главный выход, на проспект, держали открытым до девяти, чтобы задержавшиеся посетители не оказались запертыми. Живущих по соседству такая перспектива не смущала, были известные лазейки через ограду, а вот сторонних людей стоило выпроводить всех. Ночью несколько охранников следили, чтобы если кто и пролез, то чтобы хотя бы не безобразничал. Но в данном случае, как и в ТРЦ, все зависело от личности охранника; кто-то даже позволял увешанным амулетами женщинам «работать», разговаривая с духами по ночам.
Фонари гасили незадолго до полуночи или вовсе не выключали, если велись какие-то ночные работы вроде быстрого разбора плит и кирпичей, которые привезли сегодня, а нужны будут уже завтра.
Такие подробности Гата знала, потому что иногда, особенно летом, юркала домой после смены наискосок, заметив открытые ворота и освещенную асфальтовую дорогу.
Один раз после новостей о том, что в их районе задержали группу сатанистов, проводящих ритуалы, она узнала от патрульного с собакой, что охрана кладбища усилена,
Еще раз она наткнулась возле одноэтажного здания конторы, отделанного по старому стилю деревом, на тройку работяг. Один копал могилу, как оказалось позже, для внезапных вторых завтрашних похорон. И если одну могилу можно выкопать буквально перед похоронами, то вторую приходится с ночи, пусть даже рискованно, что стенки осыпятся.
Двое таскали камни для отделки от конторы к могиле и посмеивались.
«Эх, девица, не боишься, что схватят тебя и уволокут на тот свет?» — нарочитым басом прогудел мужик из могилы.
«Не боюсь, я ж местная», — искренне ответила Гата. И только по тому, как переглянулись застывшие работяги, поняла, насколько пугающе двусмысленна вышла фраза.
Мужики оценили ответ.
Развеселившись, они даже подвезли девушку, не пугающуюся ночью покойников, до другой стороны кладбища и предложили подсадить ее на ограду. Гата, растерявшись, приняла приглашение прокатиться на грохочущем ржавом транспорте, пахнущем бензином и землей, а вот через забор перелезала сама, да он был низкий, если отойти еще пару шагов в сторону и подняться на камни старой заросшей мхом ограды.
Будь воля Гаты, двери на кладбище держали бы открытыми всегда, а еще и фонари бы не гасили по ночам. Закрывать и ставить на сигнализацию кладбищенскую контору, небольшую церковь и пару служебных зданий — оно понятно, там имущество, там ценности, там есть чем привлечь живых. Но остальная-то территория кому нужна? Сатанистам? Гадалкам? Девушкам, желающим сделать приворот по рецепту, вычитанному в Сети? Бомжам, которых на окраинных кладбищах и ловить никто бы не стал, а на внутригородском охрана постоянно выпроваживает за забор?
Много ли их наберется?
А вот таким, как Гата, пользы гораздо больше, а вреда минимум: им надо лишь — пройти спокойно и уйти. И хотя понять тех, кто твердит, что кладбище не проходной двор, тоже можно, но если были бы хорошие и удобные дороги в его обход, не возникало бы и нужды ходить через него. Но одна дорога от метро до дальнего жилого района была просто длинной, а вторая огибала кладбище через промзону, где ходить еще страшнее, чем мимо могил.
Ничего опасного даже со стороны живых ночью на кладбище Гата не видела, а мертвых давно не опасалась. И заметив незапертую калитку, почти по привычке шагнула в нее, решив, что самое удачное сейчас — это срезать путь, поскорее добраться домой, поесть нормально, а потом отправить маме смс-ку, что добралась, поела, но хочет спать, целует, желает спокойной ночи.
Горел только один фонарь, ближайший к воротам.
Через десяток метров ей пришлось бы идти в полной темноте, если бы не предусмотрительно повешенный на связку ключей фонарик. Она прозвенела ключами, доставая связку из сумки, нажала резиновую кнопочку и, светя перед собой, пошла вперед. Фонарик был хорошим, свет от него лился яркий, давая широкое пятно, в которое попадали даже некоторые ветки деревьев и кустов, стоящие на обочине дороги.
«При голубоватом свете асфальт казался трапом на космический корабль», подметила Гата очередную возможную литературность и немного поругала себя за лень доставать или блокнот с ручкой, чтобы записать красивый образ, или телефон, где можно набрать и зафиксировать заметку.