Головолапная
Шрифт:
Ей показалось, что впереди мелькнуло что-то неестественное, белое.
Сегодняшний необычный вечер просто не мог закончиться тем, что Гата не получила бы ответа на вопрос — что там всхлипывает белое? Она шагнула вперед, протиснувшись между близко поставленными оградами, осторожно ступила на крошечную тропку.
Трава неприятно щекотала ноги. Какая-то веточка влезла в туфлю и попробовала застрять как можно больнее и глубже между пальцами. Гата остановилась, вытаскивая нахалку, и снова заметила, как свет фонарика
Она задержала луч — пятно несколько раз дернулось, раздался сдавленный скулеж.
«Похоже на зверька, попавшего в капкан», подумала Гата, вспомнив прочитанные когда-то охотничьи рассказы. Она начиталась описаний природы, чтобы покрасивее и пообразней ей давалось описание далекого острова с закопанными сокровищами. И вот, вспомнилось.
Может, именно поэтому сейчас Гата не побоялась подходить все ближе и ближе к неведомому. Она придерживалась рукой за вот уже вторую чугунную ограду и крадучись шла вперед. Едва она сделала еще несколько шагов, как скулеж перешел в нытье на высокой ноте, а белое пятно затрепетало.
Гата наклонилась ниже и увидела, что белое — это подошва кроссовки, лежащей по ту сторону ограды. А по эту свернулся калачиком и испуганно попискивает человек — вернее, мальчишка, сжавшийся от ужаса. Видать, он оступился, когда убегал от ее света и крика. Нога съехала с тропинки и застряла между прутьями, что перепугало его уже сверх всякой меры и потому не хватило самообладания спокойно снять кроссовку, вытащить ногу и тихонько отползти куда-нибудь подальше от опасности.
«Да какая опасность!» усмехнулась про себя Гата и, протянув руку, взяла парнишку за щиколотку.
Раздался визг, от которого даже у дуба заложило бы уши, если бы они у него были.
— Не тронь меня! Не тронь! — верещал парнишка и бился в истерике так, что через миг Гата не знала, чего она сама больше боится: его визга или того, что он сейчас себе лодыжку сломает своими трепыханиями и рывками.
— Блин! Да не ори ты, не режут! — воскликнула Гата и для надежности крепко выругалась.
Сработало. Пацан задышал часто-часто, но визжать перестал.
Гата выругалась еще раз, ввернув оборот, подслушанный однажды у поста охраны.
— Ты… ты... Не покойник, — кое-как выдохнул пацан.
— Нет, — спокойно сказала Гата, хотя сердце билось аж в горле. — Я не покойник и не собираюсь утаскивать тебя в могилу. Лучше чуть поверни ногу влево — я помогу достать тебя из-за этой ограды.
Мальчишка задрожал, но сумел взять себя в руки и повернуться на спину.
Зажав связку ключей с фонариком в левой руке так, чтобы он светил вниз, а не на пацана, Гата присела рядом и просунула правую руку через холодную решетку ограды. Вцепилась в кроссовку и стащила ее с мальчишки, прихватив несколько крепких травинок.
— Теперь вытяни носок и тащи на себя ногу.
На слово «тащи» он вздрогнул, но вскоре сделал,
Когда нога оказалась на свободе, мальчишка принялся отползать назад, елозя спиной по земле и траве. В темноте было не видно его лица, но по тому, как он судорожно и громко дышал, Гата поняла, что он все еще не верит, что перед ним не призрак и не мертвец.
Она покрутила в руках кроссовку, пригляделась к логотипу:
— А почему не «Адидас»?
— Мама сказала, лето в таких похожу, — пробормотал мальчишка дрожащим голосом, но отползать перестал.
Гата подошла и протянула ему кроссовку, стараясь, чтобы свет фонарика не слепил его.
Парнишка дрожащей рукой забрал свою обувь. Потом завозился, обуваясь. Гата стояла спокойно, давая ему время справиться.
— Так вы не из этих? — снова спросил он, осторожно поднимаясь.
— Не, я домой иду, — как можно небрежней сказала Гата, но, похоже, что-то не то сказала, потому что пацан затрясся крупной дрожью, взгляд его заметался по мрачным могилам.
— Комплекс знаешь? — улыбнулась Гата. — На Ленина, желто-голубые дома? Вот я туда решила срезать дорогу.
У мальчишки дернулись вниз плечи, словно воплотилась поговорка про гору и облегчение.
— Спасибо, — выдохнул он.
Гата уже хотела отправить его по асфальтовой дороге к выходу из кладбища, но воображение подсказало, что туда, скорее всего, удрали его приятели. Если он с ними столкнется, вся история с испытанием на могиле повторится, — а тогда ее усилия были бессмысленны.
— Пойдем-ка, я тебя выведу, — сказала она, отступая по узкой тропе. — Куда эти хулиганы разбежались, не знаю, но на той стороне кладбища мы выйдем. Вернее, перелезем, а там посмотрим.
Пацан сник, но кивнул.
— Иди за мной аккуратней, — сказала она, разворачиваясь.
Они выбрались на асфальт.
Гата по очереди сняла и вытряхнула забившиеся травой туфли. Потом подождала, когда мальчишка приблизится к ней. Он подходил словно бродячая собака, привлеченная запахом сосиски, но уже на собственной шкуре знающая, что такое удары палкой по спине.
На вид он был крепким и даже упитанным, но таким сейчас зажавшимся, что даже летняя ветровка выглядела на нем на пару размеров больше.
Гата жестом поманила его за собой и пошла по дороге — так проще, решила она. Если мальчик не поведется на уговоры, то его собственный страх погонит его с места, где темно, жутко и где ты одинок.
Уже через пять шагов он нагнал ее, влетая в круг света от фонарика, который Гата нарочно держала на максимальном режиме. Влетел, сопя от страха, и даже пошел немного впереди, словно бы хотел, чтобы и за спиной тоже было светло.
— Как ты оказался здесь так поздно? — спросила она, когда они уже довольно далеко отошли от места встречи, а мальчишка перестал оглушительно сопеть.