Головолапная
Шрифт:
Было почти одиннадцать. Скоро наступит момент, когда мама захочет позвонить еще раз и узнать, добралась ли до дому ее дочь. Если придется сказать, где сейчас ее дочь и почему, Аллу Родионовну хватит удар и валерианкой будет не обойтись.
Гата прибавила шаг.
Вдруг в тихий шелест ее шагов вмешался какой-то звук, вернее, отзвук. Голоса, неясные, приглушенные. Справа.
Гата замерла, потом похолодевшими пальцами нажала на кнопку фонарика. Оказавшись в темноте, затаила дыхание.
Справа
Гата сделала шаг к кусту.
«Это не твое дело», шепнула женская предусмотрительность.
Гата сделала еще шаг к обочине, не послушав этого трусливого советчика. Когда ее лица коснулись легкие листочки, она решила, что обойдет куст, а не будет ломиться прямиком, привлекая к себе внимание шумом и треском.
Обошла, медленно двигаясь вокруг куста наощупь. Вскоре ее рука коснулась шероховатой и сухой коры, и Гата прильнула к дереву, осторожно высовывая нос.
Впереди дрожало несмелое пятно желтого света. Кресты, ограды и тонкие ветки деревца перечеркивали его, как художник в запале зачирикивает неудавшийся набросок.
Вокруг желтого пятна клубились тени, переговаривались о чем-то, периодически горестно всхлипывали.
Гата почувствовал странную смесь злости и страха. По ногам и рукам побежали мурашки. На голову вдруг будто кто-то положил большую волосатую ладонь. Мимо пробежал уже знакомый по сегодняшнему дню сквознячок, хотя Гата успела отметить, что ни одна ветка над желтым пятном света не шелохнулась.
Одна из теней подхихикивала громче остальных и постоянно издавала какой-то скрежещущий звук. В такт этому скрежету приговаривала:
— Я говорил, слабо ему, слабо. Говорил? И вот, слабо.
И снова чирк-чирк.
Гата от страха сначала не поняла, что это, но вскоре вместе с этим скрежетом вспыхнул небольшой огонек, вырвал у тени детское лицо, подсвеченное горящей зажигалкой, — и Гата догадалась, что она наблюдает за тайным собранием каких-то школьников. Очевидно, во время летних каникул им стало скучно и вот они пришли на кладбище за острыми ощущениями и страшилками.
Мальчик потушил зажигалку, но тут же зачиркал ею снова. На его тени задрожала крошечная искра.
— И ничего не слабо. Что ты там говорил? Говорил он. Вранье! Ты меня отвлекаешь — вот что!
— Отвлекаю?!
Чирк-чирк.
— Да вообще бесишь! Невозможно сосредоточиться. Сам боишься, вот и дергаешься. Пальцы дрожат, зажигалку взял, чтобы не заметили. А дрожат!
— Болтаешь много, — раздался строгий голос и, превратившись из тени в невысокого пацана в кепке, в круг шагнул третий мальчик. — Полчаса уже ждем. То тебе темно, то не сосредоточиться. Брехло ты, а не пацан.
— Я смогу! — едва не сорвавшись на визг, вскрикнул тот, кого Гата еще не видела. — Сказал, что смогу — и смогу! Что вы вообще ко мне пристали?
—
— Конечно, подавай, — перебил «кепку» невидимый визгливый собеседник. — Без света как вы увидите, что я наступил?
— А со светом, какой шанс, что высунется? Никакого. Они ж света боятся. Так и я наступить могу, — парировал «кепка» и исчез в темноте.
Послышался шелест — он топтался между оград.
Потом он вернулся, поправляя кепку:
— Суки, понаставили заборов. Эта одна без решеток. Наступай давай, иначе сам знаешь что.
Тень шарахнулась прочь от свечи и едва не исчезла совсем, но тут сбоку раздалась пара быстрых шагов, тревожный шорох и новый юный высокий голос сказал:
— Гы! Трусит. Пацаны, все с ним ясно.
Пугливая тень пискнула и уплыла куда-то вниз.
Гата каким-то чутьем поняла, что сейчас этот мальчик, которого напугали ужасами про покойников и заставили пообещать наступить на настоящую могилу, — сейчас этот пацан, ведущий борьбу стыда с ужасом, начнет умолять и унижаться.
Как она когда-то готова была встать на колени и реветь «пожалуйста, не уходи».
Она тогда не встала.
И никому не пожелает встать.
Жуткая ладонь на голове Гаты словно бы стиснула пальцы, давя на виски, вжимая голову в плечи — бойся, бойся, стучи зубами.
А раз никому не пожелает, то не бывать такому унижению! — вспыхнуло горячо в ответ на этот ледяной обруч на голове.
«Володя не прошел бы мимо, спас бы хулигана, и они…»
«И я не пройду!» — сказала про себя Гата и осторожнейшими движениями выбрала на связке фонарик.
Аккуратно и медленно повернула «голову» фонарика, переключая режим на максимальный. Потом тихонько подняла его к лицу, сжав покрепче ключи, чтобы не звякнули.
Стараясь ступать бесшумно, обогнула дерево. Прижавшись спиной к стволу, набрала в легкие воздуха, щелкнула кнопкой и выпалила истошным голосом:
— Ночной Дозор! Всем выйти из сумрака!!!
Рев напуганных глоток, визги и треск ломающегося куста, за которым она сама недавно стояла, был ярчайшим ответом на ее вопль.
Глава 5
1
В наступившей тишине Гата уже была готова шевельнуться, сделать пару дыхательных упражнений, хотя бы банальные глубокие вдох-выдох, чтобы унять разошедшееся как неуправляемый паровоз сердце, — и пойти дальше своей дорогой. Но вдруг ее напряженного слуха коснулось неясное шуршание и едва слышимое всхлипывание.
Она повела фонариком туда-сюда, но свет ничего не вылавливал, кроме кустов и травы, перечерченной решетками оград.