Головолапная
Шрифт:
У Гаты подкосились ноги. Воздух вокруг нее уплотнился, стал горячим и острым. Дышать было тяжело, давило к земле, стремилось расплющить. Перед глазами опустился жаркий туман, в котором колыхались маревом длинные ломаные серые полосы. Казалось, что невидимые существа окружили ее, насмехаются, хихикают, что-то требуют. Одни тыкают в нее своими жесткими лапами, другие мохнатыми пальцами хватают за голову, за руки. И тянут, и рвут ее в стороны.
Что-то больно ударило по голове и тут же отскочило. Словно каштан падает на макушку осенью —
Гата дернулась, уклоняясь. Новый удар пришелся ей в висок, еще мучительней.
«Пятерки, пятерки», хихикали из тумана. И снова больно ткнулось в голову, отозвалось резким звоном в коже.
Град мелких болезненных ударов обрушился на перепуганную до потери сознания Гату. Били зло, сильно, чтобы достать, чтобы сломать.
Задыхаясь, Гата замахала руками, что-то оттолкнула от себя. Оно упало вперед и вниз, заставив полосы расступиться. Показались темные очертания чего-то прочного, надежного. Рванувшись из ловушки к безопасному укрытию, Гата отчаянно метнулась вперед, забилась в какую-то щель, протискиваясь и царапая спиной по неровной твердой поверхности. Ее трясло, руки не слушались от ужаса.
Град несколько раз звонко ударил металлом об металл, но уже снаружи. Гата судорожно выдохнула и, уронив тяжелую голову, прижалась лицом к пахнущему бензином асфальту.
4
Первым звуком, который вернулся в ее треснувший мир, был строгий вопрос:
— Агата, что случилось?
Голос охранницы Галочки, имеющей неискоренимый опыт работы в детской колонии, слегка привел Гату в чувство. Она уже готова была хоть каким-то звуком ответить, еще даже не словами, которые от страха все из головы повылетали. Но Галочка, заглядывая в убежище Гаты откуда-то сверху, озаренная мягким светом, продолжала:
— Ты что это? По работе скучаешь? Даже в выходной у нас? Тортик, гляжу, прикупила. Шла на чашку чая, не дошла?
— Га… Галина… — пролепетала Гата, проморгалась и поняла, что лежит, сжавшись, в сумраке, под какой-то машиной, с ужасом затравленной собаки смотрит на склонившуюся охранницу. Это было ужасно глупо. Невозможно уже тем, что валялась она под машиной не на какой-то, никому неизвестной парковке, а на глазах у всего ТРЦ.
— Ползком давай на меня! — скомандовала Галочка, и ее форменные ботинки пропали с поля зрения.
Гата прикрыла глаза, успокаиваясь, и полезла по пластунски вперед, под потоки солнечного света, к свежему воздуху, в лето.
— Что случилось-то. Отвечай.
Выпрямившись во весь рост и сглотнув пересохшим горлом, Гата выдавила:
— Помутнело перед глазами, потом шум в ушах… Кажется, упала.
— А! Все с тобой ясно. Это давление. У меня такое тоже бывает. Ничего, — отрывисто бросала Галочка, резкими движениями отряхивая Гату. Отряхивание больше походило на удары, но такие удары — понятной человеческой рукой —
Она увидела, что на стоянке много людей. Услышала, как кричат и что-то требуют дети возле больших дверей ТРЦ. Почувствовала, как пахнет свежей сладкой выпечкой от пекарни.
Все было в порядке. Но посреди этого порядка стояла растрепанная перепачканная Агата Гришина, у которой в мыслях творился полный хаос.
— Сказали, сигнал в охрану, от посетителя. Какая-то чокнутая завалилась под машину. Знаю я, как у нас народ списывает на дурное все, что видит. Плохо кому на жаре станет, так туда же — все чокнутые!
— Гали… лина… я не…
— Молчи. У тебе лицо, как у покойника. Идем в бухгалтерию. Там тебе медпомощь окажут не хуже, чем в скорой. Не наклоняйся, я торт сама подниму. Это у тебя из карманов, что ли, просыпалось?
Присев и ловко подцепив за веревочку коробку с тортом, Галочка быстро подобрала с асфальта несколько блестящих пятирублевых монет.
— Я тоже мелочь на маршрутку отдельно ношу, — сказала она одобрительно и ссыпала горсть монет Гате в карман ее брюк.
— Пятерки, — обреченно прошептала Гата. — Желание. Я запустила пятерки. Он захотел пятерки. Я получила пятерки…
Линия крыши торгового центра наклонилась, колени подогнулись.
— Эй! Ровно стой!
Бесцеремонная пощечина мгновенно выровняла все на свои места.
— Вот! Другое дело. Лучше нашатыря… Справа встань. Теперь идем.
Гата послушно выполняла все указания. Ей становилось все лучше. Поднимаясь по лестнице (в лифте Галочка отказала, чтобы еще не подурнело и без того пострадавшей) она даже поймала себя на мысли — может, ей и не становилось плохо, и не нападал на нее никто, а все померещилось.
В кармане позвякивали монеты, которыми Гату забросали неведомые туманные, но зловредные существа с хихикающими голосами.
5
Женщины в бухгалтерии встретили их готовностью оторваться от бумаг, путаными расспросами и корвалолом. Галочка коротко, но емко пересказала, что произошло, как ей описала свое состояние сама Гата, что заметно в ее состоянии внимательному охранному взгляду. Галочку выслушали и быстро определили диагноз:
— Такая молодая, а уже давление!
— Ой, девочки! Давление разве спрашивает? У меня уже в тридцать лет верхнее было знаешь каким? Сто семьдесят!
— У меня сто восемьдесят. Таблетки пью, сколько себя помню.
Гата вяло отдала себя во власть бухгалтеров. Позволила накапать себе резко пахнущего лекарства, пощупать лоб, померить давление на потертом и не с первого раза срабатывающем аппарате. Ей сейчас было все равно, но она понимала, что является своего рода куклой, с которой взрослые женщины играют в докторов, — и им эта игра важна даже больше, чем ей ее здоровье.