Голубая луна
Шрифт:
— Я тебе заплачу. — Я распахнула дверь, приглашая его войти.
— Ага, заплатишь. — Он протиснулся ближе ко мне, захлопнул ногой дверь и поцеловал меня: жестко, глубоко и влажно.
Может быть, секс, а потом пицца — так даже лучше.
Кадотт отступил назад и поднял голову.
— Ну вот, все оплачено.
— Одним поцелуем?
— Ты очень хорошо целуешься.
Я осталась потрясенно стоять в прихожей, а он прошел в квартиру. Мне редко делали комплименты и никогда — по поводу
Что-либо говорить и не пришлось. Когда я добралась до дивана, гость уже вовсю жевал. Он принес вино. Я достала для него бокал и штопор.
— Ты не пьешь? — посмотрел он на единственный бокал.
— Мне через четыре часа на работу.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Конечно, пью.
Я редко встречала копа, который бы не пил, если только однажды не дошел до ручки и не завязал.
Работа полицейского, даже в таком крошечном городке как Минива, полна стресса. Копы пили. Запойно. Многие из них также курили. Или жевали табак, как Клайд. К счастью, мне до недавнего времени удавалось справляться со стрессом с помощью эпизодической «Кровавой Мэри» и плавания в сумерках.
— Полагаю, работа в ночную смену делает пиво к концу твоего трудового дня куда как менее привлекательным.
Кадотт открыл вино.
Я никогда не думала об этом в таком ключе, но Кадотт был прав. Уходя с работы в семь утра, я не хотела алкоголя, не хотела даже кофе. Я просто хотела оказаться в своей постели. Хотя, если мне по-прежнему будут сниться такие странные сны, весьма скоро мне и этого не захочется.
— М-м-м. — Кадотт снова набил рот едой, так что я присоединилась к нему.
Через пятнадцать минут мы разделались с пиццей. Кадотт откинулся на спинку дивана, сжимая в длинных пальцах бокал с кроваво-красным вином. Он провел большим пальцем по стеклу, и я подняла взгляд с его руки на лицо.
Он сделал глоток. Капелька повисла на губе, и его язык выскользнул изо рта, чтобы подхватить ее. Сережка сверкнула в ярком свете заходящего солнца. Я захотела зажать ее зубами и потянуть Кадотта в спальню.
— Приступим к делу?
— М-м-м, — промычала я, очарованная тем, как солнце меняло цвет золотого пера с красного на оранжевый и обратно.
— Тотем у тебя?
— А?
Он улыбнулся и со стуком поставил бокал на кофейный столик. Кадотт знал, какой эффект производит на женщин, и я поймала себя на мысли: а не играет ли он со мной, чтобы добраться до тотема?
Параноик? Я?
Определенно.
Тем не менее, я выпрямилась, стряхнула с себя сексуальную расслабленность и ответила:
— Он пропал.
— Пропал? Что значит «пропал»?
— Исчез? Украден? Фьють? Выбери сам.
Я становилась отменной лгуньей.
Кадотт
— Ну что ж, — произнес он наконец. — Полагаю, хорошо, что я зарисовал его.
Зашелестела бумага, и я обернулась. Кадотт склонился над кофейным столиком, разглаживая белый прямоугольник. Затем он достал пачку бумаг из заднего кармана и разложил их в ряд.
— Т-ты разве не расстроился из-за тотема?
Он поднял глаза. Пока я не смотрела, он успел надеть очки. Мое сердце бешено заколотилось.
— Расстроился? А с чего бы? Он же не мой.
— И не мой тоже, — проворчала я.
Он несколько секунд разглядывал меня.
— Что случилось?
Я не считала, что должна рассказывать ему о фиаско с комнатой с вещдоками. Клайд бы сказал, что это дело полиции, а так как у меня и так уже хватало неприятностей с шефом, я решила держать рот на замке.
— Я правда не могу сказать.
— У тебя проблемы?
Так и было, поэтому я кивнула. Кадотт указал на место рядом с собой на диване и похлопал по нему рукой:
— Иди сюда.
Все мои страхи показались сущей паранойей, потому что пропажа тотема профессора совершенно не взволновала. Конечно, что пользы ему расстраиваться? Кулон исчез, во всяком случае, Кадотт так подумал.
Когда я села к нему на диван, наши бедра соприкоснулись. Я отодвинулась. Он последовал за мной, прижав свое обтянутое джинсами бедро к моему. Однако когда я бросила на него быстрый взгляд, он смотрел на бумаги, а не на меня.
Я оставила свою ногу там, где она была.
— Видишь это?
Я проследила за его пальцем, и увидела очень точный карандашный рисунок тотема, больший по размеру, чем настоящий камень. Отметины также были увеличены. Так их было намного легче рассмотреть.
— Ты молодец, — признала я.
— Ты и понятия не имеешь насколько.
У меня вырвался смешок. Этот звук заставил меня осознать, как редко я его слышу. Довольно печально. Мне двадцать шесть лет, а смех во мне уже умер. Возможно, с этим мужчиной мне удастся его воскресить.
Кадотт перебрал стопку бумаг — распечаток страниц из всемирной паутины.
— Что бы мы делали без интернета? — пробормотала я.
— Много работали. За час я могу отыскать там больше, чем за неделю в библиотеке. Ага! — Он выхватил листок из середины кипы. — Взгляни на это.
Положив рядом два листа, он придвинул их ко мне поближе. На двух распечатках были изображены два древних худых существа с длинными клыками и еще более длинными когтями.
— Мачи-овишук, — прошептал он.