Голубая луна
Шрифт:
Мне пришлось вставить в ружье серебряные пули. Да и какая разница? Серебро убивает не хуже свинца. А в этом случае, возможно, даже лучше.
Я воспользовалась небольшим карманным фонариком из бардачка, а Манденауэру отдала яркий полицейский фонарь. Пусть он и двигается как пятидесятилетний, ему все же восемьдесят, как и его глазам.
В результате я шла медленнее него, часто останавливаясь, чтобы убедиться, что все еще иду по кровавому следу. Вскоре Манденауэр исчез и из поля зрения, и из диапазона слышимости. Я осталась совсем одна, и впервые в жизни мне это совсем
Прежде я бродила по этим лесам в любое время дня и ночи и никогда не чувствовала себя не в своей тарелке и как на ладони у кого-то, следящего за мной. А сегодня все эти ощущения навалились на меня одновременно с…
За спиной треснула ветка. Я развернулась на месте. Ничего. Ну, то есть ничего из того, что я могла бы разглядеть.
— Никто тебя не преследует. — Я надеялась, что звук собственного голоса успокоит меня. Но слова прозвучали громче выстрела, и сердце только забилось быстрее. Раз уж я начала разговаривать сама с собой, неужели недолго осталось до полного безумия? Что, дальше я поверю в рассказы Кадотта об оборотнях?
«Хрусь».
Я внимательнее вгляделась в лес. Между двух деревьев по земле стелилась тень, больше похожая на человеческую, нежели на волчью. Я покачала головой. Закрыла глаза, снова их открыла. Ничего.
Я позволила воображению разгуляться, и теперь, кроме самой себя, мне некого винить в том, что я слишком отвлеклась на волшебные сказки и не заметила, как ко мне подкрадывается огромный хищный настоящий волк. Я покрепче стиснула в руках ружье и двинулась по тропинке дальше.
Но изгнать из головы мысли о Кадотте было не так-то просто. Он не желал покидать мой разум, хотя я и пыталась вытолкнуть его оттуда. Когда мы снова увидимся? И чего мне ждать от этой встречи?
Про себя я фыркнула. Я знала ответы на оба эти вопроса: мы окажемся в постели, и скорее рано, чем поздно. Сто процентов.
Краем глаза я снова уловила тень. Посветила фонариком в кусты и увидела спасающегося от яркого луча опоссума.
Поднялся ветерок, всколыхнув листву. Неудивительно, что я вижу тени. Лес полнится ими.
А затем я почуяла этот запах, ставший за последние дни таким знакомым. Листья, дождь, первобытность.
— Уилл?
Мой голос разнесся в ночи. Где-то дальше по тропинке мне ответил волчий вой. Волоски на затылке встали дыбом, и я поежилась, пусть температура и была около восемнадцати градусов выше нуля.
Первому волку ответил второй — слева, оттуда, где сейчас должен был находиться Манденауэр.
Не знаю, почему я пустилась бежать. Помню только, что когда печальную серенаду оборвал выстрел, я споткнулась и рухнула на колени. Хвала Господу за предохранители на огнестрельном оружии. При ином раскладе я могла бы продырявить себе голову. А так я всего лишь стукнулась коленом о камень и, яростно ругаясь, скорчилась на тропинке.
Если бы за мной и вправду шел волк, этот момент был бы идеальным, чтобы меня прикончить. Но я лежала там, пока боль не утихла настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Затем я встала и пошла в ту сторону, откуда донесся звук выстрела.
Глава 19
Я
Я, как корова, с треском пробиралась сквозь заросли кустарника. Домашние животные редко старались двигаться тихо. Да и зачем им? Уверена, Манденауэр услышал меня задолго до того, как увидел. Тропинка, по которой я шла, пересеклась с другой. Я остановилась, посмотрев сначала налево, а затем направо. Здесь соединялись два пути. Мы с Манденауэром в конце концов встретились бы. Так же, как столкнулись волки.
Впереди в ночи ярко мерцало оранжевое пламя. Учитывая то, что стоял июнь, и время лесных пожаров пока еще не наступило, я не запаниковала, но захромала быстрее.
Я точно знала, что Манденауэр не разожжет костер, который охватит огнем весь лес. Но как только я вышла на поляну, мне в лицо ударил запах паленой шерсти и мяса. Если вы когда-нибудь ощущали его, то понимаете, почему я зажала нос.
— Что, черт возьми, вы делаете? — закричала я, когда мне удалось восстановить дыхание.
Манденауэр даже не взглянул на меня, а продолжил смотреть на пламя, будто под гипнозом.
По крайней мере, он обложил костер камнями и разжег его на голой почве так далеко от деревьев и кустов, как только возможно посреди долбаного леса.
Я прохромала к охотнику, встала рядом, и предприняла еще одну попытку.
— Вы лишились того немногого, что осталось от вашего рассудка?
Он рассмеялся скрипучим смехом. Я уверена, что если Манденауэр вообще смеялся, то делал это нечасто. Почему он предпочел сделать это сейчас, было выше моего понимания. Ситуация была какой угодно, только не забавной.
— Странно, что ты об этом спрашиваешь, поскольку я лишился как рассудка, так и души уже очень давно.
Я нахмурилась:
— Жалеем себя, что ли?
Его угасающая улыбка вновь расцвела:
— Ты меня забавляешь, Джесси Маккуэйд.
— Ага, я живу, чтобы веселить других.
Я вгляделась в огонь и в его глубине увидела очертания волка. Кого еще Манденауэр стал бы сжигать? Хотя шерсть зверя уже сгорела, он был не так велик, как огромная черная тварь, которая насмехалась над нами. Я искоса посмотрела на танцующие языки пламени.
Казалось, волка бросили на кучу… чего-то. Трудно сказать, чего именно, вероятно, листьев. Они отлично горели.
— Вы не хотите рассказать, почему кремируете этого волка?
— Я говорил тебе об этом еще в офисе судмедэксперта. Их безопаснее сжигать.
Точно. Было дело.
— Дровами огонь не тушат, сэр.
— Я осторожен, ведь прежде проделывал это тысячу раз.
Тысячу? Ну конечно. Наверное, Манденауэр рехнулся сильнее, чем даже сам осознавал.
— А вы не могли подождать? Сжечь его где-нибудь в более безопасном месте? И разве вам не кажется, что представители ДПР захотели бы осмотреть его? Равно как и специалисты ЦПКЗ?