Голубая луна
Шрифт:
— Уверен, доктора над чем-то работают. Но очень сильно сомневаюсь, что над вакциной против нового вируса бешенства.
— Думаешь, они мне солгали?
— Конечно, нет. Правительство никогда не лжет, чтобы сдержать панику.
— Хватит ерничать.
Он только приподнял бровь, складывая бумаги в стопку.
Учитывая, что Кадотт индеец, активист и профессор, не могу сказать, что меня удивило его нелестное мнение о федеральном правительстве. Но теории заговора явно не мой конек. Скорее
— Позволь спросить, — продолжил он. — Врач из Центра по контролю и профилактике ничего не говорил тебе о том, что надо делать с этими суперволками?
Я мысленно вернулась к разговору с доктором Хановер. Кое-что и впрямь было.
— Черт. — Я подняла глаза на Кадотта. — Она порекомендовала мне стрелять серебряными пулями.
Он рассмеялся, да так, что аж поперхнулся. Я не слишком нежно постучала ему по спине.
— Эй! — запротестовал он. — Полегче!
Он взял свой бокал и опорожнил его одним глотком.
— Серебряные пули? — покачал он головой. — Думаешь, такая рекомендация нормальна?
— У доктора нашлось неплохое объяснение.
— Не поделишься?
— Мутировавший вирус плохо реагирует на серебро.
— Чтоб мне пусто было, так и есть.
Я покачала головой. Не верю, что мы об этом говорим.
— Жаль, что у нас нет тех тел, — пробормотала я.
— К слову, они исчезли весьма кстати, не находишь?
— Полагаю, у тебя и на этот счет есть теория?
— Безусловно.
— Не поделишься? — передразнила я.
Его губы дернулись, и он покосился на меня, заставив задуматься. Большинство парней уже до чертиков устали бы от моего злого языка. Но Кадотта, похоже, все устраивало.
— Они изменились.
— Думаешь, Карен Ларсон и директор школы теперь бегают по лесам и воют на луну?
— А у тебя есть идея получше?
— Ага, целый миллион.
— Назови хоть одну.
— Кто-то их похитил.
— Зачем?
Я попыталась придумать логическое объяснение, но не смогла. Подняла руки вверх:
— Да откуда ж мне знать?
— Тебе стоит признать, что здесь творится нечто странное.
— Но это не значит, что дело в оборотнях. Честно, Кадотт, ты из ума, что ли, выжил?
Он несколько секунд молча изучал меня.
— Да почему ты так упорно отвергаешь эту теорию?
— Наверное, потому что мой разум все еще при мне?
— Ты должна мыслить масштабно. Разве вас не этому учили в полицейской академии?
— Нас учили верить только фактам. Изучать то, что можно документально подтвердить. Реально лишь то, что можно увидеть, услышать и потрогать. Теории — ничто. Легенды — тем более.
Он вздохнул:
— Джесси, я о тебе беспокоюсь.
— Я способна сама о себе позаботиться.
— Ты говоришь о человеческих плохих парнях.
Я потрясла головой. Даже не верится, что мы вообще обсуждаем, существуют ли оборотни и бегают ли они в лесу за моим окном. А еще не верится, что Кадотт просунул руку под мои шорты и теперь поглаживает нежную кожу внутренней стороны бедра.
— Ты серьезно веришь в оборотней? — умудрилась пролепетать я.
Он наклонился ближе и дыханием растрепал мне волосы.
— В нашем мире существует много того, что нельзя увидеть, услышать и потрогать.
— Например?
— Разные явления, которым нет объяснения.
— Я таких никогда не видела и не слышала о них.
— Ты не прислушивалась и не присматривалась.
Верно. Может быть, и стоило.
Палец Кадотта скользнул под резинку моих трусиков.
Позже, подумаю об этом позже.
Его ногти оцарапали меня, а большой палец туго вонзился внутрь. Кадотт подавил мой оргазменный вскрик поцелуем, и я ощутила вкус красного вина на его языке. От стона Кадотта мои губы завибрировали.
Он продолжил ласкать меня, сначала медленно и нежно, затем ускорил движения. Настолько, что я снова почти достигла вершины. Да что же такого в этом мужчине, что все мои комплексы исчезают в ту же секунду, когда он меня касается?
— Моя очередь, — прошептал он, вытаскивая руку из моих шортов и расстегивая свои джинсы.
По идее я должна была обмякнуть и погрузиться в полусон, но мысль о том, что он наконец-то окажется внутри меня, подстегивала так, что я не смогла усидеть на месте.
Я потянулась к нему, обхватила пальцами член и принялась его теребить. Кадотт накрыл мою руку своей и показал, как сделать ему приятно. Он был тверд, гладок и горяч. Я хотела его больше, чем чего-либо за долгое время.
Казалось, он испытывает то же самое, поскольку почти с мясом вырвал пуговицу моих шорт. Ни он, ни я не услышали стук в дверь. Черт, стучать могли хоть полчаса, и я бы не услышала. Затем кто-то позвал меня по имени и принялся колотить по двери. Дверь гремела и тряслась.
Вместе мы выругались и натянули одежду. Я поспешила к двери.
— Надеюсь, вы пришли с хорошими новостями, — сказала я, открывая замок.
В коридоре стоял Эдвард Манденауэр. Некоторые соседи вышли из квартир посмотреть, что стряслось. Они смотрели на старика, как на сумасшедшего. Конечно, в наших лесах они вряд ли видали тощих дедов с винтовками в руках и перекинутыми через плечи патронташами. Вылитый Рембо, только шестьдесят лет спустя.
— Он ко мне, — сказала я соседям, жестом указывая им вернуться в свои квартиры.