Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

– "Девушка, освещенная солнцем"?

– Лучше. Я переплюну Серова, - шутливо отозвался

Игорь. Неприятный для него эпизод с Ларисой во время

работы над ее портретом, был улажен. Я сурово пожурил его,

551

он извинился. Лариса согласилась позировать ему для

картины "Майское утро" у меня на даче в моем присутствии и

всего два сеанса. Этого было достаточно, чтоб написать голову

и в общих чертах фигуру.

Лариса появилась

не в субботу, как я ожидал, а в тот же

день, в пятницу, что меня очень обрадовало. Я всегда с

нетерпением ожидал ее приезда. И каждый раз волновался,

как перед большим праздником. Веселая, возбужденная, вся

излучающая свет и тепло, она в прихожей поцеловала меня и

притулила свою голову к моей груди, прошептала:

– Стосковалась ужасно. Прямо с лекции, не заходя

домой, помчалась на вокзал.

Я целовал ее волосы, подхватил на руки и внес в

гостиную. В красных джинсах и кремовой короткой кофточке со

множеством пуговиц она была неотразима. Пока она

переодевалась и принимала душ, я быстро приготовил ее

любимые пельмени и откупорил бутылку полусухого белого

вина. Мы не виделись с ней больше двух недель, и мне

показалось, она похудела, под глазами появились синие круги,

а лицо немного осунулось. Я внимательно вглядывался в нее,

и она, кажется, смутилась, спросила:

– Я плохо выгляжу?
– В ответ я отрицательно покачал

головой. - Знаю, очень устала. Потом разные дрязги,

неприятности.

– Рассказывай, родная. Я так ждал тебя, целую вечность.

– Когда я училась уже на последнем курсе МГУ, - начала

она, - за мной волочился, а вернее пытался ухаживать один

наш тверской журналист из породы диссидентов некий Гриша

Трапер. Короче, пытался ухаживать. Когда летом я приезжала

домой в Тверь, он буквально прохода мне не давал,

преследовал. Мне он был не то, что не симпатичен, абсолютно

безразличен, а под конец противен. Я понимаю, что

безответная любовь ужасна не только для любящего. Она

мучительна, обременительна и для не любящего. У нас

однажды произошел с ним резкий и откровенный разговор. Я

просила его оставить меня в покое, так как между нами ничего

не было и быть не может. Мы разные люди, сделаны из

разного теста, по разному мыслим. И тут он вспылил: "Ты

хочешь сказать, что я - жид и потому мы не подходим друг для

друга. Вы - Малинины - известные националисты, юдофобы.

Ну что ж, поживем - увидим". И после этого мы больше не

встречались. Гриша Трапер куда-то

исчез. Говорили, что

эмигрировал то ли в Канаду, то ли в Израиль. И вот год тому

552

назад он снова объявился в Твери, респектабельный,

откормленный демократ, хозяин одной бульварной газетенки и,

помимо того, преуспевающий бизнесмен. Однажды мы

случайно встретились с ним в университете. Он с

высокомерной учтивостью кивнул мне, спросил, как жизнь,

успехи, и не ожидая от меня ответа не преминул похвастаться

своими успехами: имеет квартиру в Москве и в Твери, дачу на

Кипре, был женат. Теперь разведен и потенциальный жених.

"Может имеет смысл нам возобновить наши отношения?" - с

лукавой улыбкой спросил он. "У нас никаких отношений не

было, так что и возобновлять нечего". "А почему бы не махнуть

на Кипр к теплому морю? Комфорт по высшему разряду

гарантирую". "Благодарю. Меня вполне устраивает наша Волга

и подмосковная природа", - ответила я довольно резко и

удалилась. И вот совсем недавно в его бульварной газетенке

появилась мерзостная статейка о моем отце, в которой его

упрекают в консерватизме и ретроградстве, в игнорировании

нового взгляда на историю России. Папа очень огорчен, но

своих позиций сдавать не намерен и готов дать ответ где-

нибудь в патриотической, оппозиционной режиму, прессе. Но

где? Таких органов очень мало, а тираж их мизерный.

Я показал Ларисе письмо от моего друга Александра

Петровича Никитина, проживающего в Крыму в городе-курорте

Алуште. У Никитина свой дом из шести комнат в "Рабочем

уголке", и он приглашает нас с Ларисой хоть на все лето и

просит сообщить, когда мы сможем приехать. Лариса

обрадовалась. В Крыму она не была. Ни в Алуште, ни в Ялте,

ни в Севастополе ей бывать не пришлось. Мы определили

время ее каникул, когда можно нам поехать к морю. Пока в

Твери Лариса занималась со студентами, здесь, в Москве,

через своих знакомых и друзей я искал для нее работу. И, к

сожалению, безуспешно. Определенным оставалось лишь

должность преподавателя истории в лицее. Это огорчило

Ларису. Она так надеялась, напомнила:

– У тебя же друг знаменитый академик, ведущий историк

России Борис Александрович Рыбаков. Я слушала его лекции

будучи студенткой. Какой богатырь, глыбища. Ты хотел с ним

поговорить.

– Не смог, дорогая. Домашний телефон его молчит. Ведь