Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
мы беседуем по разным вопросам бытия, в том числе и о
положении в русской православной церкви. Как-нибудь я вас
познакомлю - если вы пожелаете?
– Для моей профессии полезно всякое новое знакомство,
тем более с высшим духовным лицом. Я же вам сказала, что я
"молодая" верующая. Теперь я поняла, что мой вопрос о
вашей вере был излишним. Я права?
– Она смотрела на него с
кротким смиренным любопытством. Он любовался ее нежным,
овальным,
взволнованный румянец, бездонными загадочными глазами, ее
элегантным нарядом. И его подмывала вот так
непосредственно высказать ей свое восхищение. А она ждала
от него ответа на свой вопрос о вере, чуткая, нежная и,
казалось, понимала его очарованный взгляд.
– Тут надо уточнить, что мы имеем в виду под верой, -
начал он мягким глуховатым голосом и деликатно отвел от нее
135
недвусмысленный взгляд.
– Я знаком с Евангелием и считаю
эту священную книгу кладезем человеческой мудрости. Не все
поучения апостолов равноценны. А вообще - это кодекс бытия
человеческого.
"Говорит словами своего друга епископа", - почему-то
решила Маша и спросила:
– А вопрос о Боге, о бессмертии души?
Он посмотрел на нее с благоговением, и добрая
душевная улыбка затрепетала в его аккуратно постриженных
темно-каштановых усах.
– Видите ли, Машенька.
– ласкательное слово случайно,
помимо воли, сорвалось у него с языка, и он совестливо
потупил глаза: - Извините, что я так...
– Ничего, вам я разрешаю. Мне даже приятно, тем более
мы же старые знакомые, как это ни банально звучит.
– В глазах
ее светилось детское доверие.
– Да-да, не банально, а скорее книжно. Я тоже знаю вас
сотню лет.
И они оба вдруг, как по команде, раскатисто рассмеялись.
Смеющийся маленький рот Маши обнажал ровные белые
зубы, а смеющиеся глаза Иванова забавно, как-то по-детски
щурились. Так они стояли друг против друга, ощущая
притягательную теплоту, позабыв о незаконченной фразе
Алексея Петровича. Наконец он вспомнил:
– Так о чем мы? Да, о Боге и бессмертии души. Не
хотелось бы на такую серьезную тему говорить походя.
Давайте перенесем на "попозже"? Хорошо?
– Согласна. А теперь вы покажете мне свою мастерскую,
или, как сказала мне мама, ваш "цех". Я ж говорила вам на
выставке, что не представляю технологию вашей профессии.
В "цеху" внимание Маши сразу же привлекла композиция
"Девичьи грезы".
– Как интересно, -
–
И как вы лепите - с натуры вот этих обнаженных.
– Иванов
молча кивнул.
– И где вы их берете?
– Есть специальная организация - цех натуры. Мы
вносим положенную плату за час, за два, ну сколько
потребуется. Вот эту композицию я назвал "Девичьи грезы".
– Гадает на ромашке: любит-не любит. Название
поэтичное. И фигура девушки очень мила. Кто она?
– Жена сексолога. - Ироническая улыбка заиграла в
глазах Иванова.
– Вот даже как? А муж знает?
136
– Она говорит, что не знает.
– Осталось вылепить лицо и руки?
– В этом вся загвоздка. Природа допустила дисгармонию:
при отличной фигуре подкачали руки, главным образом
пальцы.
– А лицо?
– Ее лицо вообще не годится, хотя оно и
привлекательное, даже броское. Но в нем нет образа,
романтики, напряженного ожидания, мечты. Понимаете?
– И что же вы будете делать?
– Буду искать другое лицо и руки. Здесь нужны тонкие
пальцы. Такие, как ваши.
Она загадочно улыбнулась прямо ему в лицо и снова
перевела оценивающий взгляд на композицию, обронила, как
мысль вслух:
– Девичьи грезы... Забавно... И великолепно. Может
получится очаровательная и психологически глубокая вещь.
Если, конечно, вы найдете соответствующее лицо.
– Только с вашей помощью, - как бы между прочим
закинул он "удочку". Она никак не отреагировала ни словом, ни
жестом. Лишь бледные щеки ее слегка порозовели. Без слов,
она отошла от "Девичьих грез" к полочкам, на которых стояли
выполненные в пластилине композиции. Среди женских фигур,
одиночных и групповых на сколоченной из ящиков подставке
она увидела мужскую композицию более крупного размера,
чем те, пластилиновые. Она была выполнена в глине совсем
недавно, несколько дней тому назад. Только сегодня утром,
ожидая Машу, Иванов снял с нее целлофан, и глина была еще
влажная. Маша замерла у этой композиции и содрогнулась.
Тощий, изможденный человек с обнаженной головой сидит на
мостовой с протянутой к прохожим дрожащей рукой. Рядом
лежит костыль и старая потрепанная шапка-ушанка, в которой
поблескивают несколько медных монет. Впалую грудь ветерана
украшают боевые ордена и медали. Сзади него, как фон,
натянутое полотнище, на котором неровными буквами