Гомер: «Илиада» и «Одиссея»
Шрифт:
Этот эпический цикл стоял у истоков того жанра, который, получив название троянского, стал источником вдохновения для многих авторов. Среди таковых следует отметить Квинта из Смирны, высокообразованного грека, жившего в Малой Азии в III веке н. э.: имитируя стиль изложения Гомера, он написал «Постомерику», «полную» (и, признаемся, довольно-таки скверную) историю Троянской войны [120] . Кроме этого текста есть ещё два сочинения, представляющие собой рассказы о падении Трои, предположительно написанные солдатами, участвовавшими во взятии города. Из всех произведений, затрагивающих тему Троянской войны, эти сочинения, авторами которых являются Дикт с Крита и Дарес из Фригии, пользуются наибольшей (после гомеровских поэм) известностью. Есть мнение, что они предвосхитили сочинения Гомера на несколько сотен лет. Позже в Византии нашлись авторы, использовавшие в качестве материала для собственных произведений текст Дареса («История падения Трои»); большее число опиралось на описание Дикта («Записки Троянской войны»), вероятно потому, что Дикт предложил видение глазами грека, а Дарес — троянца [121] . Кроме того, повествование Дикта охватывает и возвращение греков на родину, превращаясь в своего рода связку между «Илиадой» и «Одиссеей». Безусловно, эти сочинения не являются достоверными рассказами очевидцев, а, скорее всего, были написаны в I веке н. э. некими греками. Как бы то ни было, оригиналы не дошли до наших дней; сохранился лишь незначительный фрагмент из текста, приписанного Дикту, — в 1899 году он был найден на обороте документа, касавшегося подоходного
120
Quintus of Smyrna, The Trojan Epic: Posthomerica, translated and edited by Alan James.
121
Сведения о Дикте и Даресе почерпнуты из The Trojan War: The Chronicles of Dictys of Crete and Dares the Phrygian, translated with Introduction and Notes by R.M. Frazer, Fr. (Indiana University Press: Bloomington and London, 1966).
После перевода текстов Дикта и Дареса на латынь последний получил большее распространение среди наследников Римской империи, так как он излагал историю с позиций того, кто принадлежал к потомкам Энея. Затмив собой даже «Илиаду», сочинение Дареса стало цитироваться всякий раз, когда требовалось обращение к истории Трои. Как уже упоминалось, Гомера часто упрекали в том, что он изобразил богов подверженными людским страстям и вмешивающимися в дела смертных. В свою очередь, Дарес (а с ним и Дикт) не приписывали богам самостоятельности, упоминая их имена только из почтения; в их изложении все события зависели исключительно от людей. На многие века записи Дикта и Дареса стали достоверными историческими документами, написанными как бы в противовес друг другу. Так продолжалось вплоть до начала XVIII века, когда учёному Якову Перизонию удалось предоставить бесспорные доказательства тому, что оба сочинения представляют собой мастерские подделки.
Около 1165 года Бенуа де Сент-Мор из Нормандии, приближённый короля Генриха II, написал собственный роман — «Троянский роман», основанный на сочинении Дареса. Однажды в Афинах, рассказывает Сент-Мор, учёный по имени Корнелий, перебирая свою библиотеку, обнаружил труд Дареса на греческом языке. Корнелий перевёл его на латынь — именно этот перевод, по утверждению Сент-Мора, и лёг в основу его «Троянского романа». Признавая в лице Гомера весьма образованного человека, наделённого величайшим гением и мудростью, Сент-Мор тем не менее считает хронику Дареса лучшим описанием военных действий: Дарес как солдат, участвовавший во взятии, кажется ему источником более достоверным, чем Гомер, знавший об этом лишь понаслышке (при этом Сент-Мор признаёт, что сам он Гомера не читал, а узнал о нём «из других источников» — например, от того же Дареса). Себя Сент-Мор позиционирует как переводчика на благо тех читателей, кто не знает латыни (illiterati — «безграмотных»), поясняя, что намеревается «использовать все присущие ему мастерство и ум, чтобы те, кто не умеет читать на латыни, смогли всё же насладиться поэмой» [122] .
122
Beno^it de Sainte-Maure, Le Roman de Troie, extraits du manuscript Milan, Biblioth`eque et Francoise Viellard (Lettres Gothiques, Librairie G'enerale Francaise: Paris, 1998).
В тексте Сент-Мора был один эпизод, не упомянутый у Дареса, — описание трагической любви троянца Тройлия и Крессиды (названной у Сент-Мора Брисеидой). Возлюбленная Тройлия вынуждена покинуть город, когда её отец Калхас, нарушив долг, переходит на сторону греков. В неё влюбляется грек Диомед, предложение которого она после некоторых сомнений принимает. Как залог своей любви она отдаёт ему правый рукав своего платья. Тройлий же, оставленный любимой, погибает в битве от руки Ахиллеса.
Двести лет спустя Гвидо де Колонн, писатель с Сицилии, не ссылаясь на источник, написал прозаическую версию «Троянского романа». Позже она была переведена на английский Джоном Лидгейтом [123] ; Джеффри Чосер предложил более вдохновенный перевод, «Тройлий и Крисеида» [124] , настолько впечатливший поэта Роберта Генрисона, что он переработал историю. В его «Завещании Крессиды» боги наказывают девушку за неверность, наслав на неё проказу; Крсссида умирает, получив милостыню от Тройлия, не узнавшего её, покрытую язвами [125] . В 1474 году английский первопечатник Уильям Кэкстон включил эту (в то время весьма популярную) историю в свой «Сборник рассказов о Трое» [126] .И наконец, сам Уильям Шекспир, который, как известно, владел «немного латынью и чуть меньше греческим» [127] , а потому, конечно, не читал Гомера в оригинале, воспользовался многочисленными уже источниками для создания собственной версии под названием «Тройлий и Крессида» [128] .
123
John Lydgate, The Troy Book ([1412–1420] edited by Robert R. Edwards (Western Michigan University: Kalamazoo, 1998).
124
Geoffrey Chaucer, Troilus and Criseyde (c. 1385] in Complete works, edited from numerous manuscripts by Walter W. Skeat (Oxford University Press: Oxford and London, 1912).
125
Robert Henryson, The Testament of Cresseid [c. 1500] edited by Hugh MacDiarmid (Penguin Books: London and New York, 1989).
126
William Caxton, Recuyell of the Histoyes of Troye (1474) edited with a critical introduction, index and glossary by H.O. Sommer, 2 volumes (D. Nutt: London, 1894).
127
Ben Jonson, «to the Memory of My Beloved, the Author, Mr. William Shakespeare», in Complete Works, edited by P. Simpson and E. Simpson (Oxford University Press: Oxford and London, 1986).
128
William Shakespeare, Troilus and Cressida (1609] in Complete Works, edited by W.J. Craig (Oxford University Press: Oxford, London, New York and Toronto, 1969).
Гомер в исламе
Не только у арабов есть поэты: у чужеземцев они есть также. Поэты были и в Персии и в Греции. Например, Аристотель в своей «Логике» восхваляет некоего Уматираша (Гомера).
В то время как в Византии изучение греческого сводилось главным образом к изучению античных моделей, в культурных центрах Арабского мира (сначала в Багдаде, позднее — в Каире, Дамаске, Кордове и Толедо) изучение греческой литературы велось в виде диалога между деятелями культуры. Аристотель и Платон не были призрачными фигурами из далёкого прошлого: они продолжали жить и вели активный диалог со своими читателями; читатели, в свою очередь, не только читали для самих себя, но и распространяли книги, делая переводы и снабжая их комментариями. В IX веке великий Абу Усман Амр ибн Бахр аль-Джахиз, более известный как Джахиз, упрекал учёных в том, что они Корану предпочитают Аристотеля (при этом сам он не признавался, что в нескольких своих работах сознательно выразил аристотелевские принципы) [129] .
129
Lakhdar Souami, «Presentation», in Jahiz, Le cadi et la mouche: Antologie du Livre des Animaux (Sindbad: Paris, 1988).
Считается, что деятельность по переводу на арабский язык литературы на других языках началась в середине VIII века, во время правления знаменитого аль-Мансура; в частности,
130
Mas’udi, Muruj al-Dhahab, цит. по Houari Touati, Larmoire a sagesse: bibliotheques et collections en Islam (Aubier: Paris, 2003).
131
История рассказана учёным X века Ибн аль-Надимом в его книге аль-Фихрист, цит. по Johannes Pedersen, The Arabic Book, translated by Geoffrey French (Princeton University Press: Princeton, N.J., 1984).
132
«размышления на смертном одре» ассоциируются с wasaya («заветом»), жанром исламской средневековой литературы. Cf. Juan Vernet, Lo que Europa debe al Islam de Espaca (El Acantilado: Barcelona, 1999).
133
J"org Kraemer, «Arabische Homerverse» in Zeitschrift der Deutschen Morgenl"andischen Gesellschaft, Band 106, Heft 2 (Kommissionverlag Franz Steiner: Wiesbaden, 1956).
Так же, как языческие писатели для христианской Европы стали источником аналогий, целью которых было возвеличение христианской религии, писатели-исламисты использовали греческую и (в меньшей степени) латинскую литературу для того, чтобы поддержать авторитет Корана. Примеры, взятые из греческих книг, в трактовке арабских авторов иллюстрировали, по словам пророка Мухаммеда, «законы, которые движут душой». В X веке лучшие и наиболее значимые из таких религиозно-ориентированных комментариев вышли из-под пера учёного по имени аль-Фараби, выдающегося логика своей эпохи. Пройдя обучение в Багдаде с учёными-христианами из Александрии, он обосновался в Дамаске, где, работая в уединении, стал писать принёсшие ему славу критические трактаты об Аристотеле, Платоне и Галене. В них аль-Фараби выразил свою идею о том, что философия, как и религия, может помочь человеку прийти к истине, если он избирает разные пути и приветливо относится к путникам, идущим другой дорогой. Каждый из путей, будь то путь религии или философии, — это два уровня поиска истины. Высший уровень — это метафизическое исследование; он доступен тем, кто в силу своего ума или одарённости способен оперировать сложными абстрактными формулировками. Другой уровень, доступный большинству, — это знание, заложенное в сказках, мифах, загадках и иносказательных притчах. В идеале оба пути познания и четыре уровня внутри них должны сосуществовать в гармонии. Отметим, что были и такие учёные, кто считал, что представители нижних уровней, например, поэты или «пророки повседневности», как аль-Саракси назвал странствующих проповедников, — не более чем невежды. Однако ведь Платон выразился гораздо жёстче, заклеймив их как «искажающих истину» и лишив их права на существование в идеальном государстве. Аль-Фараби не был так категоричен. По словам пророка Мухаммеда, общество в исламе должно состоять из идеальных общин — умм. Для аль-Фараби государство Платона и умма Мухаммеда были двумя воплощениями одной идеи, и хотя в одном из этих сообществ не находилось места поэтам, а в другом они были такими же гражданами, как все остальные, объединила их идея идеальности, совершенства системы [134] . При таком рассмотрении поэмы Гомера, пусть и не такие холодно-возвышенные, как труды Платона и Аристотеля, написанные архаичным, почти вульгарным слогом, заслуживали внимательного прочтения, так как содержали зёрна истины.
134
Patricia Crone, Medieval Islamic Political Thought, chapter XIV (Edinburgh University Press: Edinburgh, 2004).
Насколько известно современной науке, в период расцвета переводов на арабский не было зафиксировано ни одного полного перевода Гомера. Во времена династии Абассидов существовало лишь несколько учёных, ознакомленных с сюжетом «Илиады» и «Одиссеи», фрагменты двух этих поэм появлялись в популярных рассказах. К примеру, некоторые из приключений Улисса легли в основу историй о Синдбаде [135] . Антология военных подвигов арабов, датированная поздним XIII или XIV веком, рассказывает историю, похожую на мотив гнева Ахиллеса и убийства Гектора. Несомненно, источником этой истории мог быть и не Гомер, а один из многочисленных пересказов событий Троянской войны.
135
Cf. Robert Irwin, Night and Horses and the Desert: An Anthology of Classical Arabic Literature (Allen Lane: London, 1999).
«История рассказывает нам о том, как царь византийских греков хитростью вознамерился захватить Ифрикию [Фригию], но народ узнал об этом до вторжения и скрылся в стенах города [Трои], который долгое время держался в осаде войсками захватчиков, но их усилия были тщетны: врата города выдерживали все атаки. Среди горожан был человек по имени Актар [Гектор] — решительный и храбрый. Всякий воин, кто отважился выйти против него, был обречён. Об этом сообщили греческому царю [Агамемнону].
У царя в армии был воин, именуемый Арсилай [Ахиллес]. Храбрость его была непревзойдённой; однако он под влиянием гнева на решение царя отказался сражаться. Царь требовал и просил, однако Арсилай был непреклонен. Тогда царь повелел распустить слух, будто брат Арсилая был взят в плен Актаром.
Арсилай испытал большое горе, когда услышал об этом. Он искал брата повсюду, но не мог найти. Тогда он взял в руки оружие и вышел сразиться с Актаром. Он победил Актара, и взял его в плен, и отвёл к царю греков, и царь греков умертвил Актара. Народ Ифрикии и все их союзники впали в отчаяние, узнав о том, что их герой погиб. Царь греков и Арсилай вновь повели войско на осаждённый город. Они нанесли тяжкое поражение врагу и завоевали те земли…» [136]
В данную версию событий Троянской войны привнесены два важных изменения: во-первых, Гектор на самом деле не убивал «брата» Ахиллеса — известие об убийстве всего лишь слух, пущенный по приказу Агамемнона; во-вторых, Ахиллес не убивает Гектора, он лишь берёт его в плен; казнь Гектора происходит по велению Агамемнона. Таким образом, Агамемнон оказывается главным действующим лицом повествования.
136
Anonymous, The Subtle Ruse: The Book of Arabic Wisdom and Guile, translated by Ren'e Khawam (London, 1976), цит. в Robert Irwin, Night and the Desert.