Гончаров и убийца в поезде
Шрифт:
– Будь мужиком, отдай пистолет.
– Перебьешься.
– Флакон ставлю, будь мужиком.
– Будешь ныть, вообще выкину.
– Оказывается, у вас есть билет, - в купе вошла, обворожительно и ослепительно улыбаясь, Клеопатра.
– Извините, ради Бога, произошло маленькое недоразумение... стоившее вашему придурку сотрясения мозгов.
– Ну что вы, этот центральный отдел нервной системы у него отсутствует. Давайте знакомиться. Лина Александровна.
– Брюнетка приветливо протянула руку.
–
– Очень приятно, Иван. Не будете ли вы так любезны перейти в другое купе? Я договорилась.
– Мне здесь удобнее.
При других обстоятельствах я бы охотно поменял зловонный этот гадючник, но сейчас меня настораживали два обстоятельства: девка в диванном ящике и поведение Клеопатры.
– Вам там будет лучше. Все-таки здесь последнее купе, возле туалета.
– Во-во, его-то я и облюбовал. Тута все видно, гляньте-ка.
– Я выдернул кляп из стенной дыры, и отвратительный смрад шибанул в нос.
– Как в телевизоре. Не желаете понаблюдать?
Я был омерзителен ей до тошнотиков. На бородавчатую осклизлую жабу смотрят с большей снисходительностью. Однако она овладела собой, заставила засмеяться.
– Что вы, Иван, абсолютно нелюбопытное зрелище, а в том купе едут трое мужиков, и с ними вам будет весело. Они там балдеют, водку пьют.
– Я и с Лехой вашим могу. Правда, Леха?
– Пошел ты...
– Невежливый ты, Леха. Заглотни стакан, может, игрушку твою отдам.
– Так отдашь?
– Он опять было двинулся на меня, но я, сняв с предохранителя, направил на обоих пистолет и заржал, как жизнерадостный дебил:
– Щас бабахну, во смеху будет - все скиснем!
Попутчики успокоились, тревожась за мой разум и свои шкуры. Под стук колес мы замолчали, томительно и выжидаючи. Первым не выдержал плешивый. Весь напрягся, готовый к прыжку.
– Бабахну!
– предупредил я.
– Выпей "Морозоффа", тогда отдам.
– Не врешь?
– Алексей вопросительно глянул на шефиню.
Подумав, та согласно кивнула, видимо просчитывая новый вариант моего выселения.
Верзила набуравил полный стакан и с удовольствием вылил его в глотку, страдальчески давая понять, на какие только жертвы не приходится идти ради нее, шефини, и во имя долга. Вытащив обойму, я кинул ему пистолет.
– Держи, воин!
Мне надоела эта клоунада, и, чтобы раз и навсегда поставить точку, я выпил еще соточку и вполне серьезно предупредил своих спутников:
– Не знаю, кто вы, куда едете, чего боитесь и зачем хотите меня переселить, да и знать не желаю. И в дела ваши вмешиваться не собираюсь. Темные они или нет, меня мало колышет. Одна просьба: не лезть ко мне. Я хочу того, что хочу я, и глубоко плюю на ваше волеизъявление. Посему или, приняв мои пожелания, мы мирно сосуществуем, или, уткнувшись каждый в свою стенку, сопим
* Понимаете? (фр)
– А вы кто?
– Подумав, брюнетка перешла на человеческий тон.
– Дед Пихто в резиновом пальто. Достаточно? Кажется, я не интересуюсь вашей биографией, хотя, как мне думается, там есть масса прелюбопытнейших и лакомых деталей для правоохранительных органов, а?
– Бэ, гони патроны, сволочь!
– пьянея, наглел плешивый идиот в чалме, явно выслуживаясь перед хозяйкой.
– Лина Александровна, а можно его еще разок тюкнуть?
– не обращая внимания на реакцию грубияна, поинтересовался я.
– Нет! Усохни, кретин!
"Кретин", то бишь я, обиженно усох, задвинувшись в угол возле двери. Беседа была исчерпана. Видимо, женщина смирилась с моим присутствием. Повисла пауза, заполняемая лишь стуком трудолюбивых колес.
Набулькав четверть стакана, я подвинул его Клеопатре. Удивительно, но она выпила и даже, отрезав колбасы, отгрызла кусок.
– Ну и гадость...
– Чем богаты...
– Сходите в ресторан, возьмите чего-нибудь более удобоваримого.
Плешивый с готовностью вскочил:
– Пойдем?
– Мне "Морозофф" и без закуси хорош, - отказался я, прикидывая, какую еще каверзу они мне уготовили. Да и девку под полкой не мог я оставить. Впрочем, мои попутчики, кажется, ее не обнаружили.
– Идите, мальчики, вдвоем, - вдруг подозрительно подобрела Клеопатра то ли от выпитой водки, то ли от измышленной пакости.
– Идите, идите! Мне переодеться надо.
– Пойдем, Иван, женщина просит.
– Плешивый снял чалму и напялил кожаную кепочку.
Довод был веским, и я нехотя поплелся за ним через вагоны и грохочущие сцепы.
Вечерний вагон-ресторан был полон. Сигаретный дым, смешиваясь с запахом прогорклого масла и винным перегаром, повис плотным вязким туманом. Знакомая замызганная официантка радостно порхала в ресторанной стихии. Одолев усталость, должно быть, приличной порцией спиртного, она с видимым профессионализмом одухотворенно жулила клиентов.
– Киска, дай хорошего коньяка, - перехватив ее между заказами, потребовал я.
– За столик, мои золотые, за столик. Стоя не обслуживаю!
– А лежа?
– Только тебя, мой золотой, но это дорого!
– А его?
– Я кивнул на плешивого.
– В порядке очереди. Садитесь, вон там места освобождаются,
– Некогда нам рассиживать, - проворчал плешивый, плюхаясь напротив меня.
– Что будем кушать?
– нетрезво тыкая карандашом в блокнот, допытывалась "киска".
Плешивый брезгливо обследовал соседские тарелки и категорично заявил:
– Консервы.
– Минтай в томате, кильки в томате, сом в томате...
– А что-нибудь без мата?
– вмешался я.