Good Again
Шрифт:
— Нет, — я резко вскочила, — Я сама. Отдыхай, — собрав две тарелки, чашки, ложки, я тут же бросилась их мыть. Он стоял всего лишь в паре метров, но меня все равно не покидало ощущение, что нас разделяет гигантская пропасть, до краев наполненная страхом. Ожесточенно скребя посуду, я ощущала, что меня так и подмывает срочно разобраться со всем этим — с собой и с ним. Напряжение в воздухе можно было уже резать ножом, а я могла пока разве что энергично тереть губкой тарелки. Прежде он встал бы рядом со мной и принялся вытирать посуду. Теперь же он остался сидеть за столом, и был наверняка до крайности смущен, хотя я знала, что он смотрит на меня. Когда я поставила
Отбросив влажное кухонное полотенце, я повернулась, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. Его бездонный взгляд бестрепетно вбирал меня всю, с ног до головы, и меня вдруг перестало заботить то обстоятельство, что я тоже напугана. Мной овладело непреодолимое желание его коснуться, и я приблизилась к нему вплотную.
Очевидно, он тоже принял для себя подобное решение, судя по тому, что, когда я, поддернув платье, села ему на колени — точнее, верхом на него, обхватив его бедрами — протестовать он не стал. Тем не менее, он так меня и не касался, его руки застыли в воздухе как парящие над морем птицы, не ведающие, куда им приземлиться.
Его лицо было всего в нескольких сантиметрах, и я, набравшись храбрости, выпалила:
— Мы ведь всегда были честны друг с другом, верно?
— Да, в основном.
Я провела кончиком пальца вдоль его мочки, в тайне упиваясь тем, как это заставляло его трепетать.
— Скажи, ты так же испуган, как и я? — прошептала я, и места, где мы друг друга касались пылали будто кипятком ошпаренные.
— Я в ужасе, — ответил он слишком откровенно, как будто он был слишком обескуражен нашей близостью, чтобы уклоняться и смягчать свои слова. Его руки наконец легли мне на бедра, он касался меня легко, но без нажима.
Я наконец-то выдохнула.
— Хорошо. По крайней мере, на данном этапе, — я позволила своим губам коснуться его, и в его горле раздался тихий звук, больше всего похожий на хныканье, эхо его боли, желания и тоски. Руки Пита скользнули вверх, кончиками пальцев он захватывал и разглаживал нежную кожу у меня под юбкой. Я закрыла глаза и подарила ему нежный целомудренный поцелуй, приглашая к большему, желая большего. Ох, если бы он только отпустил свой страх и поддался мне.
— Китнисс! — сказал он и в его голове сквозила паника, — Что если… — он попытался отстраниться, но я его не отпускала.
— В каком смысле «что если»? Ты что, не хочешь меня? — уверенности в моем голосе было намного больше, чем я ощущала на самом деле.
Мои руки очутились в его больших ладонях и он по очереди расцеловал на них костяшки.
— Конечно же, я тебя хочу! Ты же знаешь! Но что если я сделаю тебе больно? — он тяжело сглотнул. — Что если… я превращусь в другого?
— Китнисс! — сказал он, и в его голосе закипала паника, — Что, если..? — он попытался оттолкнуть меня, но я крепко держалась за него.
— Что «Что, если»? Ты хочешь сказать, что не хочешь меня? — спросила я в голос, что звучал гораздо увереннее, чем я себя ощущала.
Он взял мои руки в свои, более крупные, и поочередно поцеловал кончик каждого пальца.
— Конечно же, я хочу тебя! Ты знаешь это! Но что, если я сделаю тебе больно? — он с трудом сглотнул, — Что, если я… другой?
— Мы не узнаем, если не попробуем, — произнесла я одними губами, уткнувшись носом ему щеку, — Мне так не хватало этого. Пожалуйста, Пит. Попробуй. Ради меня, — я знала его страхи и не нуждалась в том, чтобы проговаривать их вслух снова и снова. А еще я знала, что именно я должна сделать первый шаг. И поцеловала его снова, уже настойчивее,
Он сдерживал себя, но все равно мне поддавался, как медленно ползущий вперед ледник, его желание постепенно пересиливало страх.
Неожиданно для меня он резко встал, и я инстинктивно обхватила его ногами, чтобы не оказаться на полу. Широким движением ладони он смел все со стола позади меня: салфетки и солонку, которая, жалобно звякнул, улетела куда-то в угол и там со звоном разбилась на множество острых осколков. Он поднял меня и усадил на край столешницы, всю робость будто ветром сдуло. Схватив меня за ягодицы, он ощутимо их стиснул и притянул меня к себе, так что я даже сквозь ткань его брюк ощутила как дергается и напрягается его твердый и в полную силу восставший член. Его губы блуждали по моей шее, руки тянули край платья. Я опасалась, что в своем бурном порыве он сейчас разорвет тонкую ткань, так что поспешила, подавшись назад, расстегнуть пуговицы спереди, а моя грудь, выскочив из бюстгальтера, оказалась в его нетерпеливых ладонях.
Он спустил верх моего платья до талии и стянул с плеч лямки бюстгальтера, не потрудившись его расстегнуть, и его ладони занялись моими колышущимися грудями. Уложив меня спиной на стол, он прилип губами к моим набухшим соскам, жадно атакуя их ртом, с усилием посасывая и полизывая, так что я невольно резко выгнулась ему навстречу в мощном приливе сладострастия. Когда его губы снова накрыли мой рот, он судорожно завозился с ремнем на брюках. Я помогла ему снять их, как и трусы, то и другое оказалось на полу. Он же просто сдвинул мое белое в сторону, натруженные кончики сильных пальцев принялись тереться о мою влажность, и у меня по позвоночнику забегали разряды тока. Не успела я свыкнуться с этим сильным ощущениям, когда он схватил меня за бедра и одним уверенным движением погрузился в меня.
— К-Китнисс! — выпалил он. — Как же мне тебя не хватало…
Слова сорвались с его губ прямо в мой рот, когда он смял меня бешеным поцелуем. Он снова опрокинул меня на стол, и, нависая надо мной стал в меня ожесточенно врезаться, и горячая волна прошивала мне уже не только низ живота, но и грудину. Желание владело им так сильно, что он изменился от него в лице, и силился войти в меня так глубоко, как только мог. Каждый его толчок вызывал у меня протяжный вздох, я вращала бедрами, все мое тело очень скоро ответило ему, забившись в конвульсиях внезапного сладостного освобождения, сжимая его внутри, не отпуская. Я растеряла все мысли без остатка, забыла и думать о том, что нам предстоит снова постепенно узнавать друг друга, ведь наши тела отринули малейшую опаску и нам ничего не оставалось, как отдаться захватившему нас урагану страсти.
Его обычно голубые глаза сейчас стали синевато-серыми, кожа лоснилась от пота. Волны моего оргазма ласкали его, затягивали на глубину, и он подался назад, чтобы еще раз в меня с разгона глубоко врезаться. Вдруг изо всех сил зажмурившись, Пит хрипло задышал и выдавил протяжный, невыносимо болезненный стон, в котором слились мое имя и низкий страдальческий звук. Все еще двигаясь, он вздрогнул и открыл глаза, посмотрев на меня сверху-вниз с бесконечной нежностью. По его лицу побежали слезы, и я принялась ловить их и утирать с его щек кончиками пальцев.