Good Again
Шрифт:
Помедлил только чтобы взглянуть в окно. Прижавшись лбом к оконной раме, я оглядел наш разросшийся сад и вдохнул свежего воздуха нового дня.
Он совсем не был похож на атмосферу внутри нашего дома — это был густой влажный аромат леса на рассвете, который всегда сопровождал гомон просыпающихся в листве птиц, мешался с иногда благоуханным, а порой и резким запахом огородных растений в разных стадиях своего жизненного цикла. Китнисс всегда благоухала лесом. Вот почему я всегда оставлял на ночь окно открытым — потому что лесной дух напоминал мне о ней. Это было
Тихонько обернувшись, чтобы взглянуть на нее, как я полагал, все еще спящую, я был удивлен, поймав на себе взгляд двух ее блестящих, как драгоценные камни, глаз.
— Я не хотел тебя будить, — сказал я, и, вернувшись к кровати, присел возле неё, все еще окутанной дремотной пеленой.
— Ты и не разбудил. Был даже тише, чем обычно, — принялась она меня подкалывать. И протянула руку, чтобы призвать к порядку своевольный локон, упавший мне на лоб.
— Это оттого, что я не двигался, — ответил я, упиваясь прикосновением ее теплых пальцев.
— Возможно, — сказав это, она села на постели, и одеяло соскользнуло с ее плеч, приоткрывая ее четко очерченные руки, голые плечи, и упругие, округлые груди. И я не мог удержаться, чтобы не поглазеть на них, не в силах отвести взгляд, в то время как пружина неуемного желания сама собой сжималась внизу моего живота. Я был не в силах оставаться рядом с ней и не испытывать к ней страстного влечения. Все в этом смысле стало только хуже после моего возвращения, являясь очевидным следствием нашей долгой разлуки. Но я все еще колебался — и как я мог этого не делать?
Ведь я мог причинить ей боль, или даже сделать кое-что похуже, намного хуже, и никогда теперь об этом не забывал. И воспоминаний о ней, жалко забившейся в угол после того, как я её ударил, от которых я неизменно вздрагивал, было достаточно, чтобы в зародыше убить любую инициативу с моей стороны.
Однако Китнисс по-прежнему была упряма как осел, и если уж на что решалась, то не отступала. И в этот миг она уже приняла решение. Это читалось во взгляде её полуприкрытых глаз, и в том, как ее пальцы, перебравшись уже с моей ключицы вниз, на живот, скользнули под резинку моих трусов. Я сидел совершенно неподвижно, внутренне раздираемый боязнью, рождающей желание отпрянуть, и невыносимой потребностью раствориться в ней.
Китнисс сама притянула меня к себе — я не устоял, позволив её губам прижаться к моим. Она откинула одеяло, и передо мной предстало все ее поджарое, смуглое тело. Шрамы украшали ее оливковую кожу как прожилки шершавую кору лесных деревьев. Ее кожа сияла, когда она притянула меня к себе поближе и оседлала мои бедра. Я еще не успел одеться, и тут же ощутил ее теплую влагу у себя на животе, когда она об меня потерлась, прилаживаясь к моим бедрам. И все барьеры, что я нагородил между нами, рухнули, когда она придержав рукой за мой член, тут же плавно на него опустилась,
Она неспешно, томно целовала меня, ее язык осторожно, изучающе, вторгался в мой рот, и я почувствовал, что меня уносит разбуженный ею селевой поток, когда мои бедра едвали не сами собой дернулись, и я резко вошел в неё. Она глотнула воздуха от неожиданности и протяжно застонала от удовольствия, и мне этого оказалось достаточно, чтобы схватив ее за бедра, еще больше в неё углубиться. Китнисс тут же подхватила мой ритм, мы соударялись в такт, вместе, и оба сейчас вели в этом танце. Я мог бы двигаться так целую вечность, наблюдая за тем, как подъемы и спуски её бедер перетекают в колыхание ее спины, плеч и завершаются нежным покачиванием головы.
Мои руки пробежались по её груди: соски были твердыми в моих ладонях. Она одобрительно промычала что-то не открывая рта и положила свою руку поверх моей, а потом засунула себе в рот кончики моих пальцев, каждый по очереди, так же вздымаясь надо мной и опадая. Я запрокинул голову от невероятного ощущения, которое меня захватило. Она же, приподняв свои груди руками, поощрила меня на то, чтобы я их покрепче сжал, и направила мои теперь влажные пальцы так, чтобы набухшие соски были зажаты между большим и указательным. И я принялся их нежно пощипывать, играть с ними.
Её ладонь скользнула вниз по телу, и она стала себя ласкать. Я ощущал, как волна жара поднимается из моего живота до кончиков ушей от взгляда на ее разметавшиеся волосы, блестящую от пота кожу и налитые, заострившиеся груди. И я болезненно напрягся, сдерживаясь, чтобы она успела меня догнать, чтобы сперва ее наслаждение достигло пика. И я был вознагражден, когда она откинула голову, купаясь в своем оргазме, и ее мышцы судорожно стиснули меня. И я с силой толкнулся вверх, в нее, тоже кончая, полностью теряясь в невероятных ощущениях. Когда она рухнула на меня, то едва могла дышать и дрожала от того, как это было интенсивно.
Я чувствовал как ее сердечко, стучавшее рядом с моим, забилось медленнее по мере того, как она приходила в себя. Хотя я лишь недавно стряхнул с себя сон, сейчас я снова был готов уплыть по его тягучим волнам, лишь бы все так и оставалось — ее теплое гибкое тело прижато к моему, а на наших телах и на постели еще не остыли влажные следы нашей близости. Чуть шевельнувшись, Китнисс заговорила, и ее слова эхом отдавались у меня в груди.
— Тебе не нужно ждать моего разрешения, чтобы меня коснуться. Я знаю, когда ты меня хочешь.
Я посмотрел на нее сверху-вниз, наблюдая за тем как блики занимающегося рассвета играют и переливаются в её темных волосах.
— Это настолько очевидно?
На усмехнулась, и этот горловой низкий звук прошил мне грудь и ухнул где-то в глубине моего живота.
— Немножко.
Помолчав, я сказал:
— Ты знаешь, в чем тут дело.
Она подняла голову, поймала мой взгляд и пристально на меня уставилась.
— Не-а. Так запросто ты не отделаешься. Скажи мне сам.
Я крепко сжал губы, прежде чем заговорить: