Good Again
Шрифт:
– Нет, это тебе спасибо, — она отчаянно схватила меня за руку, прежде чем отпустить и продолжить свой путь вокруг монумента.
А я потянулась к Питу и взяла за руку его, подавленная мыслями о том, как часто я была ужасно близка к тому, чтобы навсегда его потерять. И если бы это случилось, то сейчас я была бы всего лишь сморщенным обломком человека, касающимся его имени на подножии монумента, а не его светлой кожи, как я могла сделать это теперь. И тогда я впервые ощутила бесконечную благодарность уже не только к Питу, но и к тем неисповедимым тайным силам Вселенной, которые, вдоволь со мной наигравшись,
Охваченные чувством восхищения, мы на заметили как к нам через всю площадь пробрался вычурно одетый мужчина. Когда же я его заметила, то уловила во всем его облике нечто столь кричаще капитолийское, что у меня волосы встали дыбом. Его серебристый костюм дополнял розовый галстук и пара того же цвета остроносых туфель. Даже на Пите такой наряд не мог бы смотреться привлекательно. Мужчина протянул руку Питу и поспешил представился:
— Меня зовут Фабиан Андроникус. Простите, что прервал вас в такой, должно быть, важный для вас обоих момент.
Прежде чем ответить, Пит взглянул на него с опаской:
— Вообще-то он важен для каждого, — обычно такой открытый и общительный, он не особо рвался беседовать с этим разодетым в пух и прах господином. Даже без прежде присущих капитолийцам толстого слоя макияжа и ярких татуировок он распространял вокруг себя ощущение чего-то вылизанного и неестественного. После его наманикюренных ногтей мой взгляд упал на сверкающую ухоженным великолепием сильно залаченную светло-каштановую шевелюру, в которой даже ураган вряд ли смог бы потревожить хотя бы одну прядь.
— Так отрадно видеть вас вдвоем на людях после стольких месяцев затворничества. Позвольте поинтересоваться, не найдется ли у вас минутки, чтобы немного поговорить о том, какое впечатление на вас произвели сегодняшние события.
Я вжалась Питу в бок, пытаясь занимать собой как можно меньше места. У этого мужчины была такая же манера, и та же аура, что и у Цезаря Фликермана: он всеми силами старался втереться в доверие к своим потенциальным жертвам, чтобы потом выставить на всеобщее обозрение их самые интимные моменты.
— Мы не хотели бы ничего обсуждать на этот раз, — сказал Пит, постепенно отодвигая нас обоих от собеседника. Но от этого Фабиана было не так-то легко отделаться.
— Но вы только подумайте о том, как это было бы судьбоносно для всех граждан Панема — опять увидеть наш символ, узнать, что Сойка-пересмешница тоже участвует в восстановлении морального духа нации. Хватило бы всего нескольких вопросов.
— Он сказал «нет»! — завопила я, и к нам повернулось довольно много голов.
— Мисс Эвердин, прошу, подумайте о гражданах Панема…
Я только спряталась за Пита, пытаясь загородиться от коварного вторжения этого человека, от которого было не укрыться и в такой толпе. Дыхание мое стало частым и прерывистым, мысли бежали вскачь, я не могла ни на чем сосредоточиться. Я чувствовала себя загнанной в угол, связанной, как в прежние ужасные времена, когда была лишь марионеткой Капитолия. Рука Пита обвила меня, и увлекла прочь из толпы, к краю площади. Прямо по курсу оказались
Тут я увидела, что к нам на подмогу спешат Том с Гленом. Встав по обе стороны от нас, они тут же заслонили нас от камер, оттеснили их, увели нас за Дом Правосудия. Когда за нами поскакал Андроникус, Том преградил ему путь и недвусмысленно послал его куда подальше, не удержавшись даже от угрозы физической расправы. На меня же накатал самый настоящий приступ паники. Согнувшись в три погибели и свесив голову к земле, я изо всех сил пыталась выровнять дыхание.
— Думаю, нам пора отсюда валить, — сказал Пит, потирая мне спину, пытаясь меня успокоить.
Том согласился.
— Глен скажет Хеймитчу, — и кивнул брату, а тот пошел обратно к монументу. — А я выведу вас из города. Мне правда очень жаль. Я видел, как этот пес скакал к вам, но мне было просто не пробиться через толпу.
— Все нормально, Том. Теперь по крайней мере все уже кончилось, — ответил Пит, помогая мне встать. Я наконец могла дышать почти нормально.
— Я в порядке, — отреагировала я на их немой вопрос. Завтра мне будет наверняка стыдно вспоминать обо всем произошедшим, но сейчас моим единственным желанием было оказаться поскорее дома.
До Деревни Победителей мы добрались без приключений. Поблагодарив Тома, мы тут же пошли домой, а он зашагал обратно в город. Едва войдя в наш дом я тут же ринулась вверх по лестнице, пробежала через спальню, по пути сбрасывая с себя одежду, и сразу же рванула в ванную. Там я сразу врубила горячий душ, выкрутив краны до упора, и позволила сильной струе колотить по моим напряженным мышцам. Да, церемония не была такой ужасной, как я ожидала, хотя порой на меня накатывала самая настоящая депрессия, когда я слушала торжественную речь. Человечество уже неоднократно проходило через всяческие зверства, и вряд ли оно вынесло из этого какие-то уроки и научилось чему-то на своих ошибках. Так откуда такая уверенность, что все это не повторится? Откуда я могу знать, что кто-нибудь однажды опять не посягнет на детские жизни, как это делал Капитолий? Это лишь укрепляло меня в решении никогда не заводить детей.
Но затем я вспомнила выражение лица Пита, когда он услышал о сыне Финника. Если на этом свете кто-то и должен был стать родителем, то это был, определённо, Пит. И разве честно с моей стороны удерживать его возле себя, если я не смогу ему этого дать? Но я больше не могла себе представить своей жизни без него.
Я споткнулась о порожек душевой кабины. Невозможно было поверить, что мои мысли приняли подобный оборот. Думать о том, чтобы заводить детей в момент, когда наши отношения балансировали на грани дружбы и чего-то ещё, было абсурдно. Это точно не укладывалось в формулу «решать проблемы по мере их поступления», о которой я накануне говорила своей матери. Но если бы я когда-нибудь решилась завести детей, то только с Питом — ни о ком другом в этой связи я и подумать не могла. И эти несвоевременные размышления бросали тень на все остальное, о чем бы я ни попыталась думать.