Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
К счастью для леди Лукас, их разговор был прерван ее мужем, сэром Уильямом, который поспешил к ним с газетой.
— Миссис Беннет! — воскликнул он, — вы знаете, что миссис Дарси разговаривала с самим регентом!
— Думаю так, сэр Уильям, — ответила миссис Беннет с беспечностью, невозможной всего год назад. — Неделю назад графиня Рирдон представила Элизабет в Сент-Джеймсе.
— Это совсем иной случай! — торжествующе произнес сэр Уильям, кладя газету перед ней. Он указал на строчки о новостях двора, сообщавшие миру, что «сопровождавшая маркизу Инглбур на музыкальный вечер очаровательная миссис
Миссис Беннет поспешила домой сообщить новость супругу. Он никогда не удосуживался прочитывать самый важный раздел газеты, в который люди, обладавшие умом сэра Уильяма, заглядывали прежде всего.
— Мистер Беннет, мистер Беннет, послушайте мой дорогой, какие новости! — С этими возгласами она ворвалась в святая святых его библиотеки. Мистер Беннет был по обыкновению раздосадован и отказывался приходить в возбуждение, какого ожидала от него мисисс Беннет, пока не проговорился:
— Ее милость показалась мне слишком интеллектуальной женщиной, чтобы впустую тратить время на подобную ерунду. Лиззи презирает регента.
— Мистер Беннет! Вы встречались с маркизой? Почему вы не рассказали мне о ней?
Мистер Беннет задумался. Какую гордость он испытывал за дочь, когда она сидела, спокойно принимая восхищение необыкновенных людей, собравшихся вокруг леди Инглбур. Ее не смог смутить даже изучающий взгляд одной из наиболее влиятельных женщин Лондона.
Элизабет ценила ум своей старшей приятельницы и счастливо доводила до совершенства остроты хозяйки своими умными комментариями, причем произносили их с таким обаянием, которому никто в салоне не мог соответствовать. А ведь ей всего двадцать один год! «Лиззи! — воскликнул он, когда они ехали в карете домой из дома маркизы. — Ты неподражаема, и я чувствую желание приписать себе, хотя бы частично, заслугу воспитания твоего ума, а также твоего превосходного характера».
Мистер Беннет хмыкнул от удовольствия, вспомнив об этом.
— Теперь он смеется! — воскликнула жена. — Мистер Беннет, вы выводите меня из себя на каждом шагу!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Надежда Дарси на то, что нерасположенность к нему леди Кэтрин может оказаться полезной для его кузена Генри, была, по-видимому, основана на несовершенном понимании природы христианского милосердия ее милости. Леди Кэтрин распространяла свою доброту лишь на тех, кому благоволила. Совершенное невероятно, чтобы она могла отдать состояние Анны человеку, который не расположен считаться с ее волей.
Когда Дарси женился вопреки ее желанию, она была разгневана чрезвычайно.
По странному стечению обстоятельств, земельные владения Дарси и леди де Бёр разделялись всего лишь узкой дорогой. На территории обширного имения леди Кэтрин стоял опрятный небольшой домик пастора. Приход в Хансфорде был одним из многих на ее землях. После кончины старого пастора, приблизительно восемнадцатью месяцами ранее описываемых событий, случай привлек внимание знатной дамы к мистеру Коллинзу, и, к его глубокой благодарности, она наградила его этим местом. Мистер Коллинз же приходился кузеном мистеру Беннету.
После женитьбы Дарси гнев ее милости обратился на мистера Коллинза и его жену Шарлотту. Коллинз был виноват уже в том, что
Ее милость леди Кэтрин создала Коллинзам настолько невыносимую жизнь, что они убежали в Хартфордшир и гостили в семье Шарлотты, надеясь, что гнев их бывшей покровительницы со временем пойдет на убыль.
Наконец, время несколько разрядило напряжение ситуации. Уже в декабре леди Кэтрин проявила христианскую терпимость, которой она славилась, и послала за мистером Коллинзом. Его тесть предоставил супружеской чете свою карету, дабы они могли возвратиться без малейшего промедления. Коллинзы прибыли домой к обеденному времени, и пастор тут же был готов выказать всемерное уважение своей августейшей покровительнице.
— Мой дорогой мистер Коллинз, — упрашивала его Шарлотта, — прошу вас, отдохните немного и отобедайте. Вы же очень устали.
— Нет, моя дорогая Шарлотта. — Мистер Коллинз задыхался, еще даже не начав свой путь. — Леди Кэтрин неправильно истолкует мое промедление, если я безотлагательно не отправлюсь к ней. Что касается обеда, я не смог бы проглотить ни куска!
И он поспешил прочь, рысью пустившись к дому леди де Бёр. Лакей, который открыл ему дверь, однако, вовсе и не собирался впускать его. Перед тем как закрыть дверь перед самым носом пастора, он с высокомерным презрением пообещал мистеру Коллинзу сообщить ее милости о его визите.
Потеря покровительства ее милости была для мистера Коллинза фактом прискорбным, но он не мог расстаться с надеждой. Всякий раз, когда ее карета проезжала мимо, он выбегал из дома, как всегда делал раньше, и низко кланялся. В воскресенье он почтительно проводил ее из церкви, но, вместо того чтобы вознаградить его хотя бы снисходительным кивком, она всего лишь процедила:
— Не воображайте, мистер Коллинз, будто вы можете вкрасться обратно в мое доверие подобными знаками внимания. Мой характер известен своей твердостью. Я глуха к лести.
— Ваша милость, — подобострастно ответил мистер Коллинз, — я вполне осознаю мое недостойное поведение. И смиренно счастлив находиться подле вашей милости хоть несколько мгновений.
И она прошествовала дальше, сопровождаемая дочерью, которую поддерживала в ее горестях и переживаниях ее горничная. Лицо мисс де Бёр съежилось от тоскливого хныканья, а ее тщедушное тельце, измученное специфическими диетами, явно страдало от недостатка движения и физических упражнений. Конечно, радость и доброжелательность могли бы в какой-то мере скрасить недостатки внешности, но, к сожалению, эти чувства редко являлись миру на лице этой девушки. Коллинз, однако, обладал способностью видеть скрытое за внешним, и на его лице было написано, что внутренняя красота и сияние мисс де Бёр переполняют его восхищением.