Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
— Неужели тебе хотелось бы, чтобы я давал повод женщинам предположить, будто я чувствителен к их обаянию?
— Нет конечно. — На самом деле Элизабет не была уверена, что ее муж знает, как выказывать подобную чувствительность. — И все же Фицуильям, было время, когда ты посчитал, что я кокетничаю с тобой, и, насколько мне помнится, нашел мое якобы кокетство заманчивым.
— Тогда были совсем иные обстоятельства. Отвратительная сущность кокетства в непорядочности, подразумевающей ложные обещания. Я поверил, что внешние формы поведения, адресованные мне в Кенте, сулили благоприятный
— Милый мой, ты боишься, что миссис Куртни научит меня флиртовать? — Она вытянула вперед губы, совсем как в поцелуе.
— Что? Я этого не допущу.
— Неужели? Так-то и не допустишь? — Ее игривый взгляд пытался растопить застывшую холодность в его глазах.
— Надеюсь, ты не собираешься испытать меня, Элизабет?
Она желала и не желала этого одновременно.
— Кокетство — не в природе моего характера, — сказала Элизабет уже серьезно, — но если бы ты понимал, каково быть женщиной, ты не увидел бы в поведении миссис Куртни ничего, кроме стремления получить одобрение мужчин.
— Ей следовало бы больше стремиться получить одобрение своего мужа, — парировал Дарси.
— Он любит ее до безумия, разве ты не заметил?
— Мне кажется, у нас достаточно друзей, чтобы тебе требовалось искать еще чьей-то дружбы.
— Я не ищу дружбы миссис Куртни; она сама предлагает мне эту дружбу. Эмилия мне нравится, мне с ней легко и приятно. Что касается наших друзей, это не мой выбор. Все они — твои друзья. — Заметив, как он изменился в лице, Элизабет торопливо добавила: — Я не хочу сказать, что твои друзья мне не нравятся. Они мне нравятся. И все же я никогда в жизни не встречала никого, похожего на миссис Куртни. — Тут глаза Элизабет потеряли всю их серьезность и оживились, словно ее опять позабавило воспоминание о какой-то веселой выходке Эмилии. В тот момент она явно мысленно была не с ним. — Говорить с ней — все равно, что… шутить и проказничать словами.
Он только промолчал в ответ.
— У тебя никогда не появляется желания попроказничать? Ну хоть иногда, Фицуильям?
— Жаль, я не блистаю умением вести диалог, в этом я очень далек от совершенства, — ответил Дарси.
Элизабет расхохоталась:
— Фицуильям, пойми же ты, миссис Куртни не настолько блистает достоинствами, чтобы я предпочла ее общество твоему.
Он вздрогнул. Как она поймала его! Прежде, чем он даже разобрался в своих собственных чувствах!
В середине марта Элизабет готовила приглашения на летние увеселения в Пемберли. Она принесла в библиотеку список приглашенных, чтобы обсудить его с мужем. Мистер Дарси поднялся из-за стола, поклонился и, указав на стул напротив, быстро просмотрел составленный ею список. Увидев, как он хмурится, Элизабет поспешила уточнить:
— Надеюсь, я не забыла никого из тех, кого ты особенно хотел бы видеть у нас.
— Ты думаешь пригласить в Пемберли мистера и миссис Куртни?
— Конечно. Они знакомы со многими из наших друзей.
— Я не желаю этого.
— Почему?
Он прошелся по комнате и, остановившись у окна, молча выглянул на улицу. Потом повернулся и холодно посмотрел на нее.
— Я не чувствую себя обязанным объясняться.
— Иными
— Я всего лишь сказал, что не желаю этого. — Смысл и значение слов не были важны. Значение имел только тон сказанного.
— Без всякой причины, только из чувства противоречия, чтобы отказать мне в удовольствии?
Она развернулась и направилась к двери.
— Элизабет, подожди.
Она обернулась и посмотрела на него. На ее лице, белее мрамора, темные глаза казались непроницаемы. Губы сложились в усмешку, почти на грани презрения. Он только пожал плечами, и она вышла за дверь.
Фицуильям ходил взад и вперед по библиотеке. Он превосходно умел мыслить рационально, приводить доводы, незамутненные эмоциями. Но сейчас, как он ни старался, он не мог сформулировать разумную оценку этой ситуации и привести свои чувства в соответствие с доводами рассудка.
В тот вечер им предстоял обед у леди Рирдон, которая после собиралась отправиться со своими друзьями в театр, где давали первый спектакль, поставленный по новой комедии мистера Гловера.
Уилкинс очень нравилось готовить свою хозяйку к выходу в свет. Но в тот вечер она с превеликим трудом сумела вытерпеть ее. Миссис Дарси все время о чем-то сердито думала и совсем не проявляла никакого интереса к своему наряду. Она вышла из ванны и, пока Уилкинс закрепляла на ней юбку, не проронила ни слова. Только в глазах ее не угасал сердитый уголек.
Мысленно она составляла небольшую речь, но она никак не могла удовлетвориться ею. Она уважала мужа за то, что он был человеком чести. А теперь? Что она должна думать о нем теперь?
Уилкинс натянула на госпожу новое платье из бледнейшего серебристого шелка, так искусно украшенное, что Элизабет отвлекло от мыслей собственное отражение в зеркале.
Она села и стала следить за тем, как Уилкинс укладывает ее густые волосы в гладкий рулон, затем умело расчесывает пряди вокруг ушей и на затылке. Горничная взяла украшение для волос, недавний подарок Дарси.
— Не это, Уилкинс.
— Вы передумали, мадам? Но разве вы не выбирали цвет платья под светлое серебро?
— Да, ты права. Продолжай.
Элизабет выбрала бархатную пелерину, и Уилкинс помогла надеть ее на плечи.
Потом Уилкинс наблюдала, как ее госпожа спускалась по лестнице. Дарси появился из гостиной и поклонился жене. В ответ она наклонила голову.
— Ты… обворожительна, — сказал он, держась почти официально.
— Благодарю, сэр.
Он предложил ей руку, и Элизабет оперлась на нее. Они повернулись, прошли в холл, едва заметно кивнули лакею и направились к карете.
Уилкинс повернулась, когда камердинер Дарси неслышно встал подле нее.
— Ах, дражайшая миссис Уилкинс, сегодня вечером настроение у господ совсем мрачное! — хихикнул он.
— Я не понимаю вас, мистер Бенсон.
— Не понимаете? Вы не так давно с вашей госпожой. Я же со своим господином с тех самых пор, как он отправился на учебу в Кембридж.
— Я очень хорошо знаю свою госпожу, не хуже, чем вы своего господина, мистер Бенсон, будь вы с ним хоть со времен Кромвеля, — вознегодовала Уилкинс.