Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
— Боитесь, что на сей раз ваша госпожа потерпит поражение? Давайте поспорим на шесть пенсов.
— Мистер Бенсон! Играть на ссорах наших господ? Шесть пенсов! У вас, должно быть, полно шестипенсовиков. — Она гордо вскинула голову и прошествовала наверх.
Тишина в карете сгущалась, благо что ехать было недолго.
Потом несравненное умение леди Рирдон проявлять любезность чудесно все сгладило. Элизабет и вообразить не могла, как легко оказалось отложить гнев на вечер. Как только мать занялась следующими гостями, лорд Рирдон повел Элизабет представлять ей какого-то очередного кузена, который жаждал с ней познакомиться.
За
Мужчины не заставили себя долго ждать и присоединились к ним, поскольку, хотя они и направлялись на последнее представление вечера, все равно спектакль начинался в десять.
В театре было людно и шумно, многочисленные зрители куда-то перемещались, о чем-то переговаривались. Публика попроще, занимавшая задние ряды партера, за креслами, толкая друг друга в бока и обмениваясь мнениями, разглядывала тех, кто сидел в ложах и на балконе. У последних, в свою очередь, театральные бинокли использовались почти для тех же целей. Все места в ложе леди Рирдон были заняты. Они могли все видеть и слышать и быть замеченными.
Напротив них в первом ряду в своей ложе сидела маркиза. Она поклонилась леди Рирдон, потом многозначительно — это отметили многие — Элизабет. Элизабет не могла подавить волнение в ожидании начала пьесы и улыбнулась Дарси, но он оставался мрачнее тучи и не улыбнулся ей в ответ.
— Это первое исполнение пьесы для широкой публики одного из протеже маркизы, — объяснила она свое нетерпение графине.
— И мистер Гловер обсуждал пьесу в вашем присутствии? — поинтересовалась леди Рирдон, разделяя удовольствие с Элизабет.
— Разумеется. Мы о ней очень много слышали на вторниках леди Инглбур, и драматург зачитывал нам некоторые сцены.
Кто-то из друзей графини удивленно посмотрел на Элизабет. Ни состояние, ни связи не дали им той привилегии, какую миссис Дарси получила без всяких усилий со своей стороны.
Она и сейчас не заметила их взглядов, поглощенная ожиданием. Тут на сцену вышла женщина с густыми темными волосами, убранными в пучок, и раздались оглушительные аплодисменты. Мистеру Гловеру крайне повезло, ему удалось заполучить саму миссис Джордан на главную роль в его пьесе.
В антракте они получили записку от маркизы, в которой та приглашала Элизабет с мужем присоединиться к ней в ее ложе.
— Обязательно идите. Я настаиваю, — сказала леди Рирдон. — Не волнуйтесь, я не останусь без компании. — Обменявшись любезностями с хозяйкой, чета Дарси покинула ее ложу.
— Мама, миссис Дарси могла бы стать украшением даже для диадемы, — прошептал Фредерик, наклонившись вперед.
Спрятавшись за своим веером, леди Рирдон ответила:
— Я очень хорошо отношусь к ней, Фредерик, ты знаешь, но я бы не хотела, чтобы ты женился на такой женщине, пусть даже с миллионным приданым.
— Почему нет?
— Тише, дорогой. Ты ослеплен ее чувством юмора и обаянием. Но за всем этим кроется незаурядный ум, и ты бы этого не пережил.
— А что же тогда Дарси? Его это разве не задевает? Графиня посмотрела на сына. При всей своей материнской нежности она не могла поставить знак
— Если он и уязвлен, то не из-за ее ума, — ответила она. — И все же он встретил свою половину, я верю в это.
Ответ его светлости заглушили аплодисменты, которые встретили возвращение миссис Джордан на сцену.
Маркиза усадила Элизабет подле себя, а Дарси сел позади них. С его места он мог смотреть на сцену и на профиль своей жены. Остальная часть пьесы была очень смешная, даже Дарси смеялся. Под конец представления, к большой радости зрителей, на сцене появился мистер Гловер.
— Миссис Джордан оказала мне и всем нам, здесь присутствующим, большую честь, согласившись исполнить новый романс, — объявил он, и его слова потонули в восторженных аплодисментах, всколыхнувших зрительный зал. — Слова романса — мои… — он поклонился в ответ на новую волну рукоплесканий, — а музыке я обязан композитору, пожелавшему остаться неизвестным. Романс называется: «Плененная птаха». И вместе мы посвящаем наш романс «Даме с темными, темными очами».
Элизабет побледнела. Она почувствовала на себе испытующий взгляд мужа и оглянулась через плечо, но не смогла встретиться с ним глазами.
Мистер Гловер низко поклонился в направлении ложи маркизы, и ее милость ответила ему кивком.
— И какая такая дама с темными глазами, мистер Гловер? — раздался голос из задних рядов партера.
— Кто эта дама, сэр? Этого я не могу вам сказать. — Прядь черных волос по-театральному упала на его глаза, когда он смотрел на зрителей.
— Не та ли, что ты видишь в зеркале? — крикнул другой голос. Внизу грубо загоготали, с балконов раздавалось хихиканье. Гловер неподвижно замер, не скрывая тревоги. Какой-то предмет приземлился у его ног.
— Уходите, мистер Гловер, — прошипел управляющий. Он наткнулся на крылья пронесшейся мимо него миссис Джордан.
— Пухлая видать, птичка, — засмеялся кто-то. — Такую не так-то сложно и поймать.
— Тише!
Стоило маленькой кругленькой актрисе запеть, как две тысячи душ, зачарованные ее голосом, начали страдать вместе ней:
— Мои крылья сломаны о прутья.Я хочу из клетки улететь,Снова радоваться солнцуИ в тиши лесной на воле петь…Элизабет и Фицуильяму пришлось в шумной толкотне, среди людей, покидающих театр, дожидаться возможности спуститься по лестнице. Так стояли они под руку, и минуты показались часами. Прикосновения раздражали, так как кругом теснились знакомые; молчание воспринималось еще тяжелее, из-за постоянной необходимости беседовать с другими. Наконец толпа рассосалась, и они спустились.
Дарси забрался в карету и сел около нее. Он сидел неподвижно, карета тоже не могла продвигаться через запруду из таких же экипажей и стояла на месте. Весь ее гнев, вызванный его отказом принять ее друзей в Пемберли, накатил на Элизабет с новой силой. Удвоенной, нет, утроенной силой, из-за его реакции — он молчал, но она все чувствовала — на то, что мистер Гловер посвятил свой глупый романс ей, хотя никто во всем Лондоне, кроме них, не мог знать, на кого ссылался комедиант. Она подавила зевок. Эти последние несколько вечеров казались нескончаемыми.