Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
— Боюсь, что нет, мама, — ответила дочь. — Фредерик просил, чтобы я спала в его комнате. Для меня ведь можно принести туда небольшую кровать.
:— Какая нелепость! — воскликнула леди Кэтрин. — Ты будешь спать в своей старой комнате.
Анна поджала губы и попыталась выдержать взгляд матери.
Она первая опустила глаза. Леди Кэтрин улыбнулась.
— Вижу, теперь ты снова стала сама собой. Я не придам значения этой вспышке, Анна. А теперь иди и полежи с часок.
— Да, мама.
Анна прокралась в свою комнату и обнаружила,
Зрелище ее отважного господина, лежащего на спине, бледного и немощного, с понурыми от боли глазами, переполнило все ее существо раскаянием в собственной трусости.
— Ох, Фредерик, дорогой, мама не позволит мне спать здесь, а мне так хочется быть подле вас.
— Не беда, воробышек. Я бесполезен для тебя с такой вот больной ногой.
— Фредерик, я думала, что я могла бы быть вам полезна. Я думала, что вам бы хотелось, чтобы я осталась здесь.
— Я бы и хотел этого, но что можно сейчас сделать? Я скоро бы уладил вопрос, если бы был в норме.
Его непоколебимый тон заставил ее задрожать.
— Тебе холодно, крошка? Тогда садись рядом со мной. Боже праведный, да ты весишь не больше перышка. — Она почувствовала движение его мускулов под тканью ночной рубашки. Фредерик прижал ее к себе и поцеловал, но совсем иначе, чем раньше. Анна могла чувствовать его руку, сжимавшую ее в том месте, где колотилось ее сердце. Она не могла понять, боится она или желает, чтобы он позволил себе чуть больше.
— Чем они меня опоили, Анна? — застонал Фредерик.
— Настойкой опия.
В дверь резко постучали, и она открылась настолько быстро, что Анна успела только принять чопорный вид, оставаясь сидеть на кровати мужа. Леди Кэтрин прошагала внутрь в сопровождении леди Рирдон. Анна соскользнула с кровати им навстречу. Рирдон прищурился, стараясь сфокусироваться на вошедших, и различил свирепую старушенцию, свою тещу, впивающуюся взглядом в его крошку.
— Иди в свою комнату, Анна, — велела мать. Анну лихорадило от чувства, которому она не знала названия. Она с трудом дышала.
— Я уйду, если мой муж попросит меня об этом! — воскликнула она.
Уже давно глаза ее матери не были такими обжигающе-холодными, когда она смотрела на дочь. Кровь пульсировала в ушах, в груди все кипело. Только одно могло спасти Анну: ей надо было броситься на колени и слезно просить у матери прощения. Плакать, унижаться и сжимать подол ее платья.
Но… на самом дне ее страха возникало какое-то совсем новое чувство.
— Моя дорогая Анна… — Леди Рирдон собиралась призвать девушку к благоразумию.
— Она остается, — невнятно связывая звуки в слова, произнес Рирдон. — Вы обе, слышите меня!
Анна выпрямилась. Ее глаза подергивались, когда она опять попыталась выдержать материнский взгляд.
Словно сосульки
— Анна, я крайне сердита.
Анна спрятала трясущиеся от страха руки за спину, но у нее дрожали губы, и она не сомневалась, что это видели все.
И тогда чувство, настолько глубоко захороненное на протяжении двадцати трех лет, что она едва ли вообще догадывалась о его существовании, горячей волной прокатилось по ее телу. Этим чувством был гнев. Он клокотал изнутри, закладывал уши, стучал в голове.
— Мне все равно!
С застывшей на лице маской ненависти леди Кэтрин метнулась из комнаты.
— Ты мужественная малютка, любовь моя, — пробормотал Рирдон.
— Вы пара олухов! — прошипела его мать и поспешила за хозяйкой дома.
— Поцелуй меня, Анна, — пробормотал новобрачный и впал в обморочное состояние.
Позже камердинер Рирдона привел сиделку, нанятую для ухода за больным. Пациент был в глубоком сне, а рядом крепко спала Анна, уткнув заплаканное лицо в его подушку. Когда сиделка начала поднимать ее своими мясистыми ручищами, новобрачная зашевелилась и цепко ухватилась рукой за ночную рубашку Фредерика.
— Лучше позвоните ее горничной, мистер Лартон. Бедняжка. — Вдвоем женщины переодели Анну в ночную рубашку и, уложив рядом с ее мужем, бережно укрыли одеялом.
— Никогда раньше не караулила новобрачных в ночь после их свадьбы! — хихикнула сиделка. — Если его милость проснется и станет игривым, я стукну его по голове.
— Едва ли вам это понадобится.
— Впрочем, с ним не так-то трудно и совладать. — Сиделка хитро фыркнула.
— Я останусь спать здесь сегодня ночью на случай, если понадоблюсь мисс… графине, — нахмурившись, надменно осадила горничная неподобающе вольный тон сиделки. — Я лягу на диване.
— Как вам будет угодно, дорогуша. Мне диван не нужен, меня наняли дежурить подле больного.
Анна и Фредерик проспали эту ночь в объятиях друг друга. Зажав руками уши, горничная беспокойно металась по жесткому дивану, под музыкальное сопровождение храпа сиделки, блаженствующей в кресле.
День сменил другой, но в Розингсе ни одна из сторон не изменила своей решимости. Никак не могла величавая леди Рирдон предсказать такой поворот событий.
— Мой дорогой Фредерик, — упрашивала она сына, — умоляю тебя, умерь свой пыл мыслью о состоянии леди Кэтрин.
— Мама, в жизни мужчины бывают такие моменты, когда он обязан бесстрашно встать на защиту правого дела и не искать при этом чье-то расположение.
— Я не вижу, чтобы ты сейчас мог стоять, Фредерик. Боюсь, ты еще пожалеешь о своей глупости.
— Это пойдет на пользу старушке, мама, если она поймет, что не может всегда и всем навязывать свою волю. Вот увидишь, это не будет иметь никаких катастрофических последствий.
— Пока я вижу только одно: не прошло и двух дней твоей женатой жизни, как ты совсем забыл о цели своей женитьбы.