Гордячка
Шрифт:
Вещи, сложенные в заплечный мешок, она оставила у
входа. Ванесса прилегла на кровать Рози, стоявшую у камина.
Она не справилась. Не смогла содержать сестер так, как они того заслуживали. Но она отправила их туда, где им хоть и не будут рады, но хотя бы не выкинут из дома. Тетушка Аннабель не может быть так жестока.
Она проснулась от того, что в глаза ей било восходящее солнце. С трудом оторвав голову от подушки и поняв, что ужасно замерзла у потухшего камина, Ванесса поднялась, и стала искать одежду. Голова болела
Дилижанс до Лондона отправлялся из небольшого городка в нескольких милях от гостиницы. Решив экономить, так как денег даже одной было не очень много, Ванесса зашагала по дороге навстречу солнцу, но быстро выдохлась. Простуда давала о себе знать, а головная боль сводила с ума. С трудом одолев эти несколько миль, замерзшая и ужасно уставшая, она наконец-то нашла дилижанс, выяснив, что отправляется он рано утром. Купив билет, она сняла место в общей комнате, решив, что в ней будет теплее, так как там был разведен камин, и не факт, что наверху в комнатах были какие-то жаровни.
В общей было немного народу. Несколько женщин, кто-то с детьми. Мужчины, тут же заснувшие на своих лежаках, и старуха, сидевшая в углу и что-то делавшая руками. Возможно, она пыталась починить развалившуюся туфлю. Усевшись на соломенный матрас поближе к огню, Ванесса выпила подогретого вина, и легла, уставившись в потолок.
Джон жив и значит все было не зря. Да, он обижен. Да, он, наверно, имеет право обижаться. Но если она будет умирать где-то в общей комнате, без денег, без лечения, без помощи, он не явится ее спасти. Ванесса наконец-то заплакала, хоть и понимала, что это выходит обратно выпитое ею вино.
— Такая молодая, поплачь, — услышала она старческий голос.
От доброго слова Ванесса окончательно расклеилась, зарылась лицом в грязное одеяло и стала рыдать навзрыд.
— Эх, девочка, — рядом с нею опустилась та самая старуха, что сидела до этого в углу, и похлопала ее по плечу, — ты правильно делаешь, что плачешь. Слезы помогают собраться и идти своей дорогой.
Ванесса подняла голову, и взглянула на говорившую. Та наконец-то справилась с туфлей и смотрела на Ванессу подслеповатыми глазами.
— Ты такая красивая, да и вид благородный. Что же ты натворила?
Ванесса села, вытирая слезы. Она чувствовала себя совершенно разбитой, голова все также болела, но вино сделало свое дело, и теперь весь мир сжался до этой самой комнаты, где было тепло и даже неожиданно уютно.
— Я спасла человека от смерти, — сказала Ванесса, — но при этом погубила себя.
Старуха закивала, затрясла головой. Волосы ее, совершенно белые, отражали всполохи пламени.
— Раз так, то не переживай. Прими свои испытания, как должное. Это Господь испытывает тебя. И, поверь,
Ванесса молчала, не имея никакого желания говорить, тем более, рассказывать о себе незнакомому человеку. Она снова легла на матрас, показывая, что разговор окончен, и закрыла глаза. Ее закружило в водовороте, будто она летела куда-то, и очнулась Ванесса уже утром, когда кучер и кондуктор призывали тех, кто собирается в Лондон, занять в дилижансе свои места.
С огромным трудом поднявшись, Ванесса приложила руку ко лбу. У нее однозначно был жар. Она поискала заплечный мешок, подняла его, удивившись, что он показался ей легче, чем вчера, потом сунула руку в карман и замерла. В кармане был билет на дилижанс, несколько монет, но там не было кошелька! Она бросила сумку, стала искать кошель повсюду, пока до нее не дошла совершенно банальная истина. Старуха, сидевшая вчера рядом с нею, была воровкой! Она заговаривала ей зубы, рассказывая о воздаянии, а сама вытащила кошелек с последними сбережениями! Хотя... хотя Ванесса должна была оценить ее благородство. Она оставила ей билет на дилижанс и даже несколько монет, чтобы она не умерла с голову.
Кондуктор отсчитывал последние минуты, поэтому Ванесса подхватила сумку и бросилась занимать свое место. У нее будет много времени подумать, что делать дальше. Сейчас нужно не упустить дилижанс, потому что на новый билет денег больше нет.
Два дня она тряслась по дорогам между сном и явью, то проваливаясь в забытье, то выплывая из него, когда жар немного отпускал ее. Ванесса проклинала все на свете, особенно свою беспечность, позволившую ей стоять на дожде, а потом лежать в мокрой одежде. На одной из стоянок она продала детские платьица и туфельки Рози, чуть не разрыдавшись, когда отдавала их хозяйке постоялого двора. Но деньги были намного важнее памяти о сестрах. Ванесса купила себе еще теплого вина, но на этот раз стало только хуже. Она так давно ничего не ела, что с вина ее стало рвать, и она с трудом заснула, чтобы утром проснуться окончательно больной. Она еле доволокла ноги до дилижанса, где упала на свое место и провалилась в сон.
— Мисс, мы приехали!
Она открыла глаза.
Кондуктор тряс ее за плечо. Дилижанс был пуст. Ванесса поднялась с места, шатаясь, как пьяная. Вышла из дилижанса и стояла посреди какой-то площади, не понимая, ни где она, ни что она здесь делает. Ноги не держали ее, в голова кружилась так, что она боялась упасть. Дилижанс набрал народ и уехал, а Ванесса все также стояла, прислонившись к стене какого-то серого дома. И только спустя некоторое время она поняла, что забыла в дилижансе свой заплечный мешок.
Плакать она уже не могла. Держась за стену дома, Несси пошла куда-то наугад, не зная, ни что это за город, ни что за люди вокруг. Прошло какое-то время, потому что стало смеркаться, и она попробовала сориентироваться. Улица опустела, и одинокие прохожие мелькали то тут, то там, и Ванесса чувствовала угрозу от них. Плащ не спасал от промозглого холода, она одновременно дрожала и потела, от чего становилось еще холоднее.
— Где я? — она подошла к старику, опиравшемуся на палку.