Горицвет. лесной роман. Часть 2
Шрифт:
Жекки слушала вполуха. Мысленные прикидки того, в какую сумму могла обойтись одна только позолоченная отделка стен, временно отвлекли ее от рассуждений Грега. Когда же розовый разлив неба, плывущий с полотна, поблескивающего темным лаком, перехлестнул через ее мелкий практицизм, то услышала уже последние прибавления:
– До прочего не доходят руки, да и потом, три этажа комнат, залов, галерей, коридоров, всевозможных служб - это вам не шутка. По большей части они остаются заколоченными, и я, право же, пока не решил, как быть со всем этим дальше.
– А Фаддеич живет в доме?
– спросила Жекки с обострившейся
– Он живет в служебном флигеле, но каждый день обходит залы, присматривает, отмечает, как растет паутина по углам, и по-стариковски ворчит. Ну что, - Грег вопросительно посмотрел на гостью, - пойдем дальше?
– Не дождавшись ответа, он приблизился к входной двери. Возле нее стояла мраморная лепная тумба, украшенная бронзовым шандалом. Грег вынул из шандала две свечи, причем, зажег одну от другой, и подозвал к себе Жекки.
– Возьмите, - сказал он, вложив свечу в ее руку.
– Нужно будет пройти темным коридором. Не хочу, чтоб вы испугались здешнего привидения.
– Я не боюсь привидений, - ответила Жекки, как всегда задетая не столько словами, сколько преднамеренной насмешливостью его тона.
– Посмотрим, - сказал он, и как-то особенно пристально заглянул в ее влажно-серые глаза.
Потом открыл дверь и, пропустив Жекки вперед, последовал за ней. Они очутились в широком сыром коридоре. Два световых пятна с озаренными в них человеческими фигурами поплыли по нему, как по реке, наполненной черными водами. По стенам вздрагивали легкие тени. Шаги раздавались гулко и протяжно. Очевидно, своды над ними были высоки, но непроницаемы для слишком слабого света.
Идти пришлось довольно долго, и это удивило Жекки, посчитавшую неблагоразумным отделывать комнаты, расположенные на таком большом удалении друг от друга. Однако, высказывать какие бы то ни было замечания ей не хотелось. Она чувствовала, что ее любопытство, находя для себя все новую, и новую пищу, до сих пор не насытилось. О своем естественном голоде, который все еще тоскливо сжимал желудок, она предпочитала пока не думать. В конце концов, ужин никуда не уйдет, а вот возможность хорошенько рассмотреть знаменитые ратмировские хоромы может больше никогда не представиться. Обогнавший ее Грег остановился и толкнул какую-то боковую дверцу. Они вошли в нее.
Комната была невелика. Стены оплывали от колебаний чередующихся теней. В освещенных участках проступала серая штукатурка, темная плесень, мутные разводы. Зато впереди между двух, невнятно белеющих, колон находилось некое углубление - малозаметная ниша - с красновато светящейся посередине крохотной точкой. При приближении Жекки сразу поняла, что это такое. В нише на передней стене висели три темных образа с тускло мерцающей перед ними лампадкой. В центре с тяжелой почерневшей доски смотрели глубокие глаза Спасителя.
– При жизни бабушки здесь была домовая церковь, - пояснил Грег, движением руки задержав Жекки перед образами.
– Меня водили сюда ребенком, а эти иконы - чуть ли не единственное достояние, что осталось после распродажи всей обстановки.
– Голос его сделался странно осипшим.
– Это фамильные образы Спаса, Николы Чудотворца и Божьей Матери. Им без малого пятьсот лет.
Жекки недоверчиво повернула голову, но глаза Грега, устремленные к иконам, не ответили ей. Он замолчал. Жекки почувствовала, что его охватило какое-то томительное внутреннее
Грег и Жекки стояли молча, рядом, держа свечи, и смотрели на выхваченные из темноты древние почерневшие лики. Что-то необъяснимое снизошло на них в эти несколько минут, казалось, не имевших ничего общего с тем суетным преходящим временем, что текло за пределами видимых стен, но словно бы причастных чему-то другому, неизменному и недосягаемому, что отражалось в божественной глубине господних очей и веяло с высоты не видимого над головой свода. Жекки показалось, что губы Грега шевелятся, как будто он шептал про себя. Неужели молитву? Да нет, не может быть.
Она была уверена, что Грег, как и она, как и большинство знакомых ей людей, по меньшей мере, равнодушен к религии, но сейчас, стоя вместе с ним в безмолвной полутьме, окутанной трепетными тенями и встречая тихий глубокий взгляд, идущий от почерневшего смуглого лика, ей казалось, что она присутствует при каком-то неназванном обряде, освещенном древностью и всепрощением небесных заступников, ненарушимой крепостью здешних сводов, и особенно - розовым трепетом слабых лепестков, упорно горящих посреди необъятной окрестной тьмы.
– Теперь мы можем идти, - глухо произнес Грег.
Он бегло перекрестился и с коротким поклоном отошел в темноту. Жекки во всем последовала его примеру, хотя происходившее чем-то неопределенно смущало ее. Они вышли из молельной, и по той же черной реке коридора проплыли обратно в "екатерининский" зал, он же - "гостиная".
XXVI
– Полагаю, ужин нас подождет еще немного, - спокойно обронил Грег, задув свечу.
– Ваша вам тоже больше не потребуется, - сказал он, и тут же вызывающе небрежно избавил Жекки от ее еще высокого огарка.
– Я вообще думаю со временем построить здесь небольшую электростанцию, чтобы снабжать электричеством все Старое Устюгово, и может, две-три ближайших деревни. Не из соображений благотворительности - избави Боже. Просто при электрической подсветке местных дорог мне будет легче путешествовать на автомобиле. Да и смешно, в самом деле, в наши дни использовать допотопные средства, которым давно придумана превосходная замена.
Последнюю фразу Грег произносил уже в кабинете, оказавшемся прямо по соседству с гостиной. "Стало быть, он специально водил меня в эту бабушкину церковь, чтобы показать древние родовые иконы, - подумала Жекки.
– Выходит, он и вправду серьезно относится к своему происхождению, ко всей этой древности, доставшейся от предков. Не очень-то это вяжется со всем, что я о нем знаю".
– Дорогая моя, - услышала она меж тем повеселевший голос Грега, и, подняв голову, увидела рядом с ним упитанного господина с большой круглой лысиной, обрамленной светло-русыми густыми волосами, на редкость красиво соединявшимися с такими же светлыми и пышными бакенбардами, - я с вашего разрешения ненадолго оставлю вас. Спиридон покажет вам комнату, где вы также сможете немного прийти в себя.
– Обладатель пышных бакенбард услужливо поклонился.
– Возвращайтесь сюда, как только будете готовы.