Горицвет. лесной роман. Часть 2
Шрифт:
Грег слегка кивнул и вышел за дверь. Жекки последовала за обладателем пышных бакенбард через огромный кабинет, часть которого была предусмотрительно выделена под столовую. Там уже соблазнительно белел и слепил хрустально-серебряным сверканием посуды накрытый к ужину стол. Жекки была заметно тронута предупредительностью Грега. Она чувствовала, что томительное стеснение во второй половине ее сердца нарастает все неотступнее. Последние капли ненависти, казалось, были выжаты из нее и до конца испиты.
Четверть часа спустя, когда Жекки снова вошла в кабинет, Грег встретил ее добродушно, без тени обычного ехидства. Только черный пламень
Безумное лимонное платье до последней минуты вызывало сплошной восторг, но сейчас показалось неумеренно откровенным, почти неприемлемым, тем более, что шаль, прикрывавшую до сих пор грудь и плечи, пришлось оставить в той маленькой умывальной комнате, куда ее накануне проводил Спиридон. Хотя можно отметить без лишней скромности - от взгляда на себя в зеркало, брошенного напоследок, все еще сохранялось довольно благоприятное впечатление: тоненькая, гибкая, в мягко ниспадающем, текущем шелке, перехваченном лентой вокруг узкой талии, присмиревшая, как будто слегка поникшая и какая-то бледно-лилейная с этой своей невесть отчего подступившей нежностью и погрустневшими, влажно переливающимися воловьими глазами.
Сейчас впрочем, Жекки пожалела о том, что оставила волосы высоко приподнятыми и тщательно зачесала все выбивающиеся упрямые прядки. Это придало ей еще больше уязвимости, поскольку совершенно открыло розово-прозрачные уши и такую же полупрозрачную, нервно вздрагивающую всеми заключенными в нее жилками, тонкую шею. Жекки чувствовала, что сочетание непроизвольной нежности и невнятного смущения с внешней хрупкостью и неустранимой телесной наготой губительно для нее. Она отлично помнила страшный, рвущийся, как самая ярость, взгляд волка, помнила беснующиеся черным огнем глаза Грега, и знала, что устоять против этих сил, будучи заранее ослабленной, будет непросто.
– Я заказал семгу, - сообщил Грег, усевшись напротив нее. Их разделял белый, сервированный стол. Прислуживал добросовестный Спиридон.
– Не знаю, насколько вам будет угоден такой выбор, потому что я не знаю вашего отношения к рыбным кушаньям.
– Благодарю, - отозвалась Жекки, развертывая салфетку, - ваш выбор меня устраивает. Я ведь почти не ем мяса.
– Правда?
– Грег изобразил удивление.
– Нет, не подумайте, я не отказываю вам в праве иметь свои гастрономические пристрастия. Просто я считаю вегетарианство чем-то вроде разновидности монашеского послушания. А ведь вы, дорогая моя, прямо скажем, далеко не монашка, совсем нет.
Он сделал паузу и как-то неопределенно посмотрел на опущенную голову Жекки. Она подняла на него влажные глаза: сказать что-нибудь или нет? Нет, не хочется. Глотнула воды из бокала. Грег откинулся на спинку стула. Черный пламень в глазах стал тусклым. Оказывается, как просто его обезоружить. Достаточно быть покладистой. Нечувствительность сорванного цветка охлаждает вернее встречного натиска. Как мило, он такой славный, этот Серый-человек.
Грег отвел взгляд.
– Этот вид помешательства, - продолжил он таким тоном, что Жекки сразу поняла свою правоту, - популяризированный благодаря графу Толстому, кажется мне
– В ваших устах такое суждение вполне естественно.
Кажется, она все-таки съязвила, но вовремя вспомнила про Спиридона. Тот разливал вино, аккуратно переходя по полукругу между стульями. Грег кивнул ему. Спиридон поклонился, и величественно, как боевой флагман, пересекая наискосок паркетные волны, пошел к выходу. Шел долго, потому что дверь была далеко, а закрыл ее старательно бесшумно, так что новая явь оповестила о себе совсем тихо. Жекки решила навязать себе спокойствие, а, навязав, почти уверилась, что на самом деле спокойна.
Семга была превосходна, закуски, вино... Время от времени она начинала отрываться от тарелки и посматривать на стены, темную драпировку, за которой было не то огромное окно, не то дверь с выходом на террасу. В камине потрескивало и изредка шипело, выделяя кипящий сок, сосновое полено, должно быть, слегка сырое. Справа, в затемненной части кабинета, просматривались тяжелые книжные шкафы. Оттуда доходил запах добротной новой мебели и медный стук часов.
– За вас моя дорогая, - Грег приподнял бокал. Жекки улыбнулась своей новой улыбкой, исполненной нежности ко всему, что могло связать ее с ним, вновь обретенным Серым. Без него груз ее отчаянья стал бы слишком тяжел, и жизнь вообще - несносносной.
– Грег, послушайте...
– сказала она, стараясь распространить новизну своих ощущений и на выражение глаз.
Ей казалось, что пора заговорить о самом главном, то есть, об отношениях с Серым. Но Грег, еще не слыша заготовленного ею признания, посмотрел на нее так, что Жекки остолбенела. Было похоже, что примиряющая нежность ее облика в эти минуты не доставляла ему ничего, кроме безотчетного страдания. Казалось, что, испытывая ее приязнь к себе, он переступает через невыносимое внутреннее сопротивление, как раненный спартанец, безжалостно сжимая зубы, и страшным усилием воли подавляя рвущийся из груди стон.
Пламенеющие уголья его глаз потухли. В лице появилось что-то жесткое и отталкивающее. Жекки поняла, что перевести разговор на поведение волка будет совсем не просто. "Бедный Серый, он, конечно, не может себе простить того, что сделал, и ему невыносимо само напоминание об этом. И он ни в коем случае не может заговорить первым. Ему слишком тяжело, но продлевать в себе эту тяжесть еще больнее. Мне придется начать самой". Жекки собралась с силами и вопреки красноречивому молчанию Грега, все же перешагнула невидимую красную черту. В отличие от него, она больше не могла держать в себе жалящую змею.
XXVII
– Вообразите, - произнесла она, глядя ему в глаза, - позавчера мне пришло уведомление из Земельного банка.
– Жекки была уверена, что начинать нужно с чего-нибудь одинаково приятного им обоим.
– Там говорится об отсрочке по выплате на целый год, представляете?
– Если вы хотели тем самым узнать, является ли это для меня новостью, - сдержанно проронил Грег, - то скажу откровенно: нет, не является.
– Я подумала о ...
– ее голос зазвенел.
– Я даже вполне уверена, - поправилась она, - что вы повлияли на решение банка.