Зазвенело капелью с утра, воробьи затрещали,Небо приторно-сине, до боли, прилипло к стеклу.Из палаты напротив — носилки, мертвец. Циан-кали…Кто-то шторку отдернул, и солнце легло на полу.Вот несут через двор, через снег, как-то тупо кивая всем телом.Говорят — молода, хороша; говорят — только жить да плясать.Всё весна. От нее в голове и в груди опустело,Снова слабость, озноб, и в кривой — тридцать восемь и пять…Все сиделки сбежали. Флиртуют опять с санитаром…Вон белеют на солнце, смеются, галдят на крыльце,Как здоровы, как грубы, как всё это пошло и старо!Позвонить? Помешать? Боже, сколько досады в лице!Оторвали от солнца, зовут к опостылевшей клетке.Стынет скука в глазах: «Капли, грелку?» Бежит принести.В одеяло уткнешься, шерстит… Слезы солоны, слабы и редки…Хоть бы кто приласкал. Не пускают. От трех до пяти.
«Пень и ромашка. Убитая птица…»
Пень и ромашка. Убитая птицаПлоско припала к земле:Ветер вчерашний высокий ей снится,Пух ворошит на крыле.Липко толкутся зеленые мухиК сладости смертного сна…В сочной крапиве и в пепельном пухеВ теплом пеньке — весна.
«На серой туче — дерево в цвету…»
На серой туче — дерево в цвету.На тяжкой влаге — розовые ветки…Вот капнул на щеку, разбился на лету,Залепетал крупнеющий и редкий,И так запахла черная земля,Такою свежей сладостью и силой —Над чуждым городом. Над башнями Кремля.И над твоей потерянной могилой.
«Пахло сыростью свежей, грибной…»
Пахло сыростью свежей, грибнойИ мохнато-корявою чашей…Каждый шорох сбирала леснойТишина в кузовок шелестящий.Расступились стволы не спеша,Пни накренили сизые плешки.Любопытством веселым дыша,Розовели во мху сыроежки.За прозрачной и зыбкой листвойЗеленело прохладное солнце –И один только луч огневойУпадал в голубое оконце.Сух и жарок был светлый поток —И его золоченою пыльюЗаплутавший степной мотылекПолоскал свои зябкие крылья.Свежей сыростью пахло в лесу.Тишина обходила дорожки.Мне казалось — я душу несу,Словно птенчика, в сжатой ладошке.А когда на опушке, у пня,Теплый ветер навстречу мне хлынет, –Серый птенчик порхнет от меняИ растает в пылающей сини.
В ЛЕСУ
Не боюсь ни растрепанных леших,Ни зеленых болотных чудес, –Словно крепкий кедровый орешек,Пахнет солнцем полуденным лес.Я
иду и ладонью ласкаюРозоватые сосен стволы,В липких пальцах, как воск, разминаюУдлиненные капли смолы.Вдруг зажмурюсь на яркой полянке,Травы теплые бережно мну…Тонконогой и влажной поганке,Словно старой знакомой, кивну.Сбросит белка упругую шишку,Сочно стукнет меня по плечу,И – по веткам, комочкам, вприпрыжку…И я быть этой белкой хочу.
ГРОЗА
Далекий гром, как встрепанный медведь,Ворочался в глухом берложьем гневе.Скользила зыбь по выжженной травеИ содрогались шорохом деревья.И мгла сгустилась — и удар упал,Короткий, ослепительный и грубый;Ему навстречу, радостно-слепа,Земля раскрыла жаждущие губы.И шумный ливень рухнул и приник,Запах листвою резаной и свежей,И вымыл корни, и насытил пни,И ослабел — стал ласковее, реже.Затих совсем. И над сияньем луж,И над узором млечно-рыжей пены —От ветки к ветке, от ствола к стволуПлыл ветерок прохладный и блаженный.
ЛЕТО
Арбуза розовая плотьВ седых крупинках влаги,И хлеба черного ломотьНад ручейком в овраге.Короткое блаженство сна,Горячий ладан хвои.А с неба — зной и тишина,Дыханье огневое.Но Кто-то в серой синеве,В молчаньи благосклонном,Внимает, как в сухой травеСверчки исходят звоном.Мне кажется — звеню и я,И я — сверчок сегодня,Вкусивший солнца бытияИз пригоршни Господней!
«Белый камень горяч и покат…»
Белый камень горяч и покат,Море шепчет все мягче и глуше…Рядом старый смоленый канатСвои петли удавные сушит.Я в шершавую петлю уткнусь,Укрываясь от синего зноя.Свеж и груб ее запах. И грустьВетерком полыхнет надо мною.Ты, размытый прохладой зыбей,Ты, скитавшийся в море далече,Ты, разлуку избравший себеДля стократ возмещающей встречи.Ты, овеявший бурей круги,Побелевшие серо и чисто,Ты, летавший арканом тугимОбнимать долгожданную пристань,Расскажи, что почувствовать могВ час, когда подплыла величаво,Словно каменный теплый цветок,Золотая вечерняя гавань;И еще, если можешь, скажи —Если есть этим мигам названье, —Как ты мог, как ты мог пережитьСмертоносное счастье свиданья?
ПОСЛЕ НАЛЕТА
Ударом срезана стена —И дом торчит открытой сценойДля улицы, где — тишинаПод ровно воющей сиреной.Отбой… Но лестница назад –Лежит внизу кирпичной грудой,И строго воспрещен возвратНаверх, в ушедшее, отсюда.Смотри, на третьем этаже,Вся розовая, как в ПомпееРаскрыта комната — ужеНе смеющая быть моею.В сквозные окна льется свет,Стоит на полке том Шекспира,И на стене висит портретИ смотрит из былого мира.Мне не войти туда, как встарь,И не поправить коврик смятый,Не посмотреть на календарьС остановившеюся датой.…А здесь, внизу, под кирпичом,В сору стекла, цемента, пыли,Квадратный детский башмачок,Который ангелы забыли..