Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

БАЛЛАДА

Где гремит ледяной поток, В облака слетая со скал, Эдельвейс — шерстяной цветок — Человек для нее искал. Но скользнул под ногой уступ… Он упал далеко в реке — С красной пеной у мертвых губ, С эдельвейсом в мертвой руке. Дети дали мокрый цветок Строгой девушке с чистым лбом, — С ним ворвался горный поток В непорочный ее альбом. Но

никто не увидел слез Под ресницами гладких век: В них высокий сиял утес И к утесу шел человек.

«Метелью веяло в бору…»

Метелью веяло в бору, Шипело снегом в мокрой чаще. Стволы, как чернь по серебру, Сквозили в белизне летящей. И мне казалось — я плыву, Я на плоту, скользящем шатко, А лес летит — не наяву, — Кружится в обмороке сладком. Но обернулась — а за мной В часовне, снегом занесенной, Темнел недвижной тишиной Алтарь с лазоревой Мадонной. Пока вокруг метель мела И светлый снег кипел, бушуя, Она стояла и ждала — Нет, не меня, совсем чужую, Меня уже нигде не ждут, — Но словно белке, лани, птице, Чтоб отдохнуть, остановиться, Она и мне дала приют.

МЕДВЕДИЦА

Мокрый снег на солнце светится, Талая вода черна. В теплом логове медведица Пробуждается от сна. И хрустит в сыром валежнике Зверь, дремотен и уныл, И на первые подснежники Сонной лапой наступил. «Ах ты, туша неуклюжая», — Затрещал под нею лед, А она стоит над лужею И весну из лужи пьет.

«Облетели кверху донцем…»

Облетели кверху донцем Все сосульки, как одна, И в глаза холодным солнцем Дует ранняя весна. И сугробы разом сели, Как упавшие хлеба, И под мокрый звон капели Зацвела в снегу верба . Не впервой цвести на стуже… Не впервой скитаться там, Словно ходишь не по луже — По летящим облакам, — И тебе в раскрытом мире Внятен каждый блеск и вздох – Словно глаз дано четыре И ушей не меньше трех.

«Еще прозрачен, сер и пуст…»

Еще прозрачен, сер и пуст Кипящий воробьями куст, И желтый солнечный припек Еще не жжет холодных щек, – Но талой лужи чернота Весенней синью налита, И

облако всплывает в ней Всё круче, крепче и белей.

«Влажно ландыши дышали…»

Влажно ландыши дышали. Крупный дождь шуршал по склону, На прощанье гром по тучам Бил чугунными шарами, — Но далекие вершины Озарились тихим солнцем, Молодые листья буков Налились зеленым светом. Я из каплющей пещеры Протянула солнцу руки, Сорвала я ближний ландыш, Самый свежий, самый белый, Сорвала его — навеки, Навсегда укрыла в сердце, Вместе с каплей самоцветной, И земли комочком черным, И прилипшею хвоинкой — И моим недолгим счастьем.

«Дождь отшумел. Зеленый свет…»

Дождь отшумел. Зеленый свет В лесу сверкающем и влажном, И круглых капель легкий след, Припухший на листке бумажном. Как жадно зеленеют мхи, Прощальному внимая грому, — И пахнут — даже и стихи — Промокшим кружевом черемух.

«Лицо щекочут стебли трав…»

Лицо щекочут стебли трав И пахнут сыростью и медом. Я, золотой букашкой став, Ползу под их прозрачным сводом. Мой путь неспешен и тяжел: Вот гладких желудей застава, А вот шершавой башни ствол И зоркий птичий щебет справа… Дыханья душная струя, Как бури колея двойная… Ах да, ведь это тоже — я. Кто больше я? Кто я? Не знаю.

«Спозаранку щебет слышно…»

Спозаранку щебет слышно У раскрытого окна, И цветет светло и пышно На задворках бузина. Облаков круглится стая Снега крепкого белей, И гудит трава густая Теплым бархатом шмелей. Почему же светлой вести Я от них не приняла? Всё как прежде, всё на месте – Только молодость ушла.

ОКТЯБРЬ

Мир прозрачен, солнечен, пуст, – Ни надежды в нем, ни тревоги. В красных ягодах голый куст. Завиток листа на дороге. Теплый камень и блестки в нем, А на камне плоская муха. Вот и мы — так же тесно льнем К блесткам памяти зябким ухом. За углом холодная тень, В ней легко голубеет иней. И недолог октябрьский день – Тихий-тихий и синий-синий.