Горничная Карнеги
Шрифт:
— И вовсе я не зарумянилась, — горячо возразила я и, кажется, покраснела еще сильнее. — У вас жарко, Мейв.
— Ты там осторожнее, Клара, — нахмурился Патрик. — А то мало ли что взбредет в голову богатеям. Сама знаешь, как это бывает.
— Он не богатей. Он сам из простых, как мы с вами.
— Только он шотландец, а не ирландец. И теперь он богатый, не бедный. — Патрик скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня. — И он твой хозяин. Вы с ним неровня.
— Так и нет ничего, чтобы мне осторожничать. Мы с ним просто общаемся
— Сдается мне, это и к лучшему, что он уехал, Клара. Приятные разговоры между хозяином и служанкой, знаешь ли, до добра не доводят. Да и твой отец надает мне по шее, если я не проведу с тобой строгую воспитательную беседу.
— Считай, что беседа проведена. Хотя ты затеял ее безо всякой разумной причины и зря потратил свое красноречие.
В комнате воцарилась неловкая тишина. Мы с малышкой Мэри продолжили чистить морковь и картофель. Мейв вернулась к плите, где тушилась говядина. Патрик пощекотал Джона, тот залился звонким смехом, и напряжение разрядилось.
— Что слышно из дома, Клара? — спросил Патрик, усевшись на стул рядом с печкой.
Я на секунду застыла. Я не знала, известна ли Патрику с Мейв наша бедственная ситуация, и, памятуя о маниакальной папиной скрытности, решила соврать:
— Все, как обычно. Сообщения об урожае и запасах на зиму. Деревенские сплетни о спорах соседей за землю.
Патрик с Мейв переглянулись.
— И ничего больше? — Голос Патрика прозвучал натянуто.
Я отложила нож и обернулась к нему:
— А что еще должно быть?
Патрик, который обычно не лез за словом в карман, промолчал.
— Мне кажется, ей надо знать, — тихо произнесла Мейв.
Патрик тяжко вздохнул.
— Фении планировали поднять вооруженное восстание одновременно в Ирландии и Нью-Йорке. В Ирландию оружие привезли из Америки, и американские солдаты, которые только что отвоевали в Гражданской войне, согласились пойти в наемники к Ирландскому республиканскому братству. Английские власти об этом узнали и теперь ведут розыск лидеров фениев. — Он помедлил. — К которым относится и твой отец.
— Ты ошибаешься, Патрик. Папа сочувствует фениям, но не участвует в их движении. И уж тем более не может быть лидером. Да, в первые годы после Великого голода он высказывал радикальные мысли, потому что злился на английское правительство, не оказавшее помощи голодавшим ирландцам. В то время идеи фениев о свободе и равенстве всех людей всецело имели смысл, так он мне говорил. Но с тех пор прошло много лет, его взгляды давно поменялись, хотя слухи о его прошлых симпатиях к фениям действительно стали для Мартинов хорошим поводом, чтобы лишить нас части земель.
— Значит, о земле ты знаешь?
— Я знаю, что Мартины заблуждаются.
— Клара, я думаю, твой отец ничего тебе не говорил, чтобы защитить тебя. Судя по письмам, которые мы получаем из дома, он не терял связи с фениями и всегда оставался одним из их лидеров. Просто
У меня дрожал голос, дрожали руки.
— И что это значит?
— Это значит, что Мартины отменили договор на аренду всей земли. Увы, у вас больше нет ни фермы, ни дома.
— Элиза мне написала, — призналась я. — Но она ничего не писала о нынешних папиных связях с фениями. Она говорила, что Мартины отобрали землю на основании старых слухов.
— Скорее всего, она просто не знает всей правды, Клара. — Патрик ненадолго умолк и покачал головой. — Как и все фении, твой отец как раз выступал против сгона ирландских арендаторов с земли. Он надеялся на отмену подобной практики. Он хотел, чтобы сроки аренды на землю не менялись по прихоти землевладельцев и чтобы все люди имели право владеть землей, а не только арендовать ее. Мне очень жаль, Клара. Нам всем очень жаль. Твой отец — хороший человек.
— Я чувствую себя ужасно, находясь так далеко от семьи.
Мне было горько от собственной беспомощности, но при этом во мне нарастали обида и злость на отца: тайком от близких он возглавлял подготовку восстания против властей, рискуя нашим благополучием; мне же пришлось ехать в Америку, чтобы обеспечить дополнительный доход на случай, если мы из-за его действий потеряем ферму. Как можно требовать подобной жертвы от собственной дочери? От всей семьи? И ради чего? Ради дела, которое — пусть и достойное само по себе — имело так мало шансов на успех?
— Все равно ты ничем не помогла бы им, Клара, — сказал Патрик, пытаясь меня успокоить. — В действительности работать в Америке, вдали от ирландского политического безумия, и отправлять деньги домой — это лучшее, что ты сейчас можешь сделать для своей семьи. Где они нынче живут?
— У маминой сестры в пригороде Голуэя. — Я расплакалась от беспокойства и злости. — Почему он ничего мне не сказал? Почему они врут в своих письмах?
Врут о ферме и о причинах, по которым ее отобрали. Врут о том, кем был отец.
Мейв подошла ко мне и обняла со словами:
— Мы все выдумываем небылицы, Клара. Иногда для себя, иногда для других.
Глава двадцать восьмая
На обратном пути в Хоумвуд я вышла на станции «Либерти-стрит», за несколько остановок до Рейнольдс-стрит. В такое позднее время на практически пустынной платформе было темно, свет горел только в будке кассира. Полчаса назад, выходя из дома Патрика, я собиралась вернуться прямо на Рейнольдс-стрит. Но уже в пути подумала, что, может быть, сумею найти утешение в католической церкви — единственной на весь Питсбург, — располагавшейся неподалеку от станции «Либерти-стрит».