Горняк. Венок Майклу Удомо

Абрахамс Генри Питер

Йоханнес одной рукой обхватил его за плечо и улыбнулся.

— Не знаю, брат, — прошептал он.

Кзума подвел его к колонке и заставил умыться. Йоханнес орал, что вода холодна, но Кзума настоял, и под громкую ругань Йоханнес все же умылся.

Из-за поворота показалась длинная колонна рабочих из бараков, впереди них и по бокам шли охранники. Шаги их глухо стучали о землю, поднимая мелкую пыль.

Из подсобки, где белые отдыхали и пили чай, вышел Падди. Увидев Кзуму, окликнул его. Кзума

оставил Йоханнеса у колонки и пошел к подсобке.

— Здорово, Зума!

— Здорово, Рыжий!

— Как дела?

— Дела хорошо.

— Ты, я вижу, помогаешь Йоханнесу протрезвиться. Как он, сильно пьян?

Кзума промолчал. Падди улыбнулся и предложил ему сигарету.

— Слушай, Зума. Будем работать до перерыва на еду, потом выйдем и больше не работаем сегодня до полуночи. И дальше будем работать только ночью. И так целый месяц. Ясно?

— Ясно.

— Хорошо. Скажи своим.

Кзума повернулся и пошел.

— Эй, Кзума!

Кзума оглянулся. Это был Крис, он только что вышел из подсобки.

— Да?

— Скажи Йоханнесу, мы спустимся, только когда вам пора будет подниматься, и объясни ему насчет новых смен, ладно?

Одна колонна подошла слева. Люди вышли из ворот и свернули по дороге к баракам. Йоханнес все стоял, подставив голову под холодную воду. Гудели машины. Охранники выкрикивали приказания. Одна группа рабочих стояла у входа к подъемникам, готовясь лететь вниз, в недра земли, на поиски золота.

Кзума подошел к Йоханнесу.

— Твой белый сказал — вам не работать до перерыва.

Йоханнес быстро трезвел. Он уже почти не был похож на Й.-П. Вильямсона. Кзума взял его под руку.

— Новые смены?

— Да.

— Как будем работать?

Кзума объяснил.

— Тогда пойду посплю маленько, — сказал Йоханнес.

— Насчет твоей женщины это правда? — спросил Кзума.

— Да.

— Тогда пойдем попробуем достать у Лии денег.

— Нет. Я и так кругом задолжал. И Лии должен.

Йоханнес как будто стыдился — стыдился, что был так пьян, что он такой огромный, что кругом в долгах.

— Ступай в мою комнату, — сказал Кзума. — Вот, тебе ключ. Спи, пока не будет время идти сюда. Там есть хлеб и банка сардин. Съешь их. Это тебе на пользу будет.

Йоханнес прикусил нижнюю губу и отвернулся. Кзума работает на руднике совсем недавно, но у Кзумы есть своя комната, и еда, и платье, и он ни гроша никому не должен.

Кзума смотрел на него и понимал ход его мысли. Он ткнул его пальцем в грудь.

— Мы разве не друзья, а?

— Спасибо, — сказал Йоханнес, не глядя на него.

Рабочие ждали Кзуму. Клеть поднялась. Пора было спускаться. Йоханнес отошел на несколько шагов, потом остановился и зашагал обратно.

— Я видел Дладлу, — сказал

он. — У него денег было — девать некуда. Он был пьян и хвастал. Сказал, что Лия пожалеет, что так с ним обошлась. Что ее муженек и Джозеф жалеют, и она пожалеет. Может, это он выдает ее полиции. Увидишь ее — скажи.

— Ладно, — сказал Кзума.

Значит, Дладла. Почему это не пришло им в голову?

— Я один раз сбил его с ног, и он уснул, — сообщил Йоханнес, словно оправдываясь.

— Это ты правильно сделал.

Кзуму позвал охранник, и он припустился к ожидающей клети. Люди ждали. Все поздоровались, когда он подошел.

— Так, порядок, — сказал Кзума.

Люди гуськом потянулись в клеть.

— Хватит! — выкрикнул Кзума. — Давай!

Клеть медленно двинулась вниз. Место ее заняла другая, порожняя.

— Порядок.

Эта клеть тоже заполнилась.

— Хватит. Давай!

Здесь он был хозяин, распоряжался, приглядывал за рабочими. Здесь был уверен в себе. Уверен в своей силе. В своей власти над рабочими. И в их уважении.

Поблизости, наблюдая, стояла кучка белых. В этом руднике Кзума успел стать лучшим рабочим. И бригада под его руководством стала лучшей. А это все шло Падди на пользу. И белые наблюдали почтительно.

— Повезло тебе с ним, — сказал Падди один из них.

Падди кивнул.

— Подкидывал бы ты ему фунт в неделю, — сказал другой.

Заполнилась третья клеть. Кзума ждал Падди. Падди бегом бросился к клети. Кзума вошел последним. Так полагалось. Старшой приглядывал за всеми. Проследил, пока все благополучно погрузились, потом дал сигнал и сам вскочил, когда клеть уже тронулась. Это все входило в его обязанности.

Клеть неслась вниз. Дальше, дальше.

Рабочие молчали. Так бывало всегда. Спуск под землю вынуждал их к молчанию. А сердца колотились. Многие из них уже по скольку месяцев спускались туда изо дня в день, но привыкнуть не могли. Каждый раз сердце начинало бешено стучать. И горло сжималось. И в животе становилось горячо. Так было со всеми горняками. Они это знали.

Только насчет белых не были уверены. Белый человек никогда не выказывает своих чувств. Никогда не выказывает страха. Никогда не расстраивается. Он распоряжается и сам всегда впереди, со старшим. И если старшой у него хороший, как Кзума или Йоханнес, тогда и старшой не выказывает страха, и никогда не расстраивается, и распоряжается. Это тоже полагается. Это они тоже знали.

Клеть неслась вниз. Дальше, дальше.

Вниз неслась клеть, и лампы их мерцали, и шелестел тонкий пронзительный свист. Глубже, глубже в недра земли. И единственный свет был свет их ламп. И воздух согревался, а дышать становилось тяжело. Это тоже бывало всегда.