Город без людей

Ханчерлиоглу Орхан

— Что случилось? — спросил Кадыбаба.

— Знаешь, что я сегодня слышала?

— Что?

— Очень расстроилась...

— Да не тяни ты, что такое?

— Говорят, судья Ахмед-бей...

— Ну?

— ...часами сидит, закрывшись в одной комнате с дочерью Хатидже-нинэ...

— Не может быть...

— Тебе все не может быть...

— С этой деревенщиной?

— С какой деревенщиной? Она с десяти лет жила в Адапазары... Себе на уме девица, точь-в-точь как мать.

— Тут что-нибудь не так.

— А твой молодой помощник тоже беспутный... Седеф улыбнулась ему пару раз, а

он уж и забыл обо всем... Правда, говорят, сердце мужчины в этом возрасте, что лучина...

— Ахмед не такой. Это серьезный, рассудительный молодой человек.

— Ах, аллах... Разве есть на свете рассудительные мужчины?

Кадыбаба в душе был согласен с женой, но попытался возразить:

— Не все мужчины одинаковы, жена.

— Не знаю, но будет тебе известно: мы упускаем из рук холостого мужчину.

— Что же делать?

— Тебе лучше знать.

— Не могу же я взять его за ухо и силой посадить в одну комнату с нашей дочерью!

— Кто тебе об этом говорит?

— А что же еще можно сделать?

— Ты ни разу не пригласил Ахмед-бея к нам, не показал ему дочь.

— Ну, это уж слишком! — рассердился Кадыбаба. — Чтобы обо мне зубоскалил весь городок!

— А что особенного? Мы же не крестьяне, чтобы считаться с их обычаями. Если жить, как они, разве можно было посылать Джанан учиться в Анкару?

Кадыбаба опять подумал, что жена права. Он сделал все, чтобы дать Джанан хорошее образование. А теперь воспитанная по-современному девушка вынуждена с утра до вечера сидеть взаперти и ждать сватов. Нелепо! Странные вещи происходят в этих Мозамбиках. Приезжающие сюда, вместо того чтобы оказать влияние на местных жителей, сами, как послушные ученики, подчиняются их обычаям. И с такой покорностью, словно боятся сказать что-либо невпопад и оказаться в неловком положении. Крестьянин знает в десятки раз меньше горожанина. Но его знания прочны и крепки, как его тело, загоревшее на солнце и окрепшее во время работы на поле. Свое невежество он считает вполне естественным, а горожанам не прощает неведения даже в самых незначительных вещах. Самолет, электричество, танки, волны Герца, закон Архимеда, геометрия Эвклида, теория относительности Эйнштейна... Крестьянин может всего этого не знать и не стыдиться. Но смешно и очень стыдно, когда горожанин не отличает колосящийся ячмень от пшеницы. Кадыбаба вспомнил случай, который произошел с ним в молодости. Он только что приехал в городок, куда назначен был помощником кадия. Оставив вещи на постоялом дворе, он отправился в муниципалитет, утопая по колено в грязи.

Знакомясь с товарищами по работе, он пожаловался:

— Извините меня, я весь в грязи... Дорога ужасна...

Те рассмеялись:

— Ничего, привыкнете.

— Нет, — ответил тогда молодой Кадыбаба. — Я к этим дорогам не привыкну.

Это был первый и последний бунт Кадыбабы против Мозамбиков. Прошли годы. Он давно уже смирился с грязными дорогами.

После короткого молчания жена продолжала:

— В городах девушки находят себе мужей на улице, а мы стесняемся пригласить в дом молодого человека, достойного быть нашим зятем. Мы непременно должны что-нибудь придумать и показать ему нашу дочь. Надо спешить.

Поразмыслив, они решили пригласить Ахмеда под предлогом

болезни Кадыбабы. Другого способа познакомить в Мазылыке девушку с молодым человеком придумать было невозможно. Ахмед, даже не подозревавший, что играет в этой комедии главную роль, на следующий день после работы снова вынужден был зайти к старому судье. Кадыбаба уже встал с постели и бродил по дому в ватной куртке. Ахмед обрадовался, видя, что Кадыбабе стало лучше. Болезнь старого судьи изрядно осложняла его дела. Кадыбаба, сказав, что хочет сам заварить чай для гостя, вышел из комнаты. Ахмед и Джанан остались одни. Девушка стояла у окна. Освещенная лучами заходящего солнца, пробивавшимися сквозь полотняные занавески, Джанан казалась еще более бледной и еще более красивой.

— Вам, наверное, скучно здесь? — спросил Ахмед.

— Немножко...

— Вспоминаете Анкару?

— Иногда.

— Анкара красивый город.

— Да. Но я жила при институте, поэтому не могла всего увидеть. Не так часто удавалось погулять по городу.

— А как вы проводите время здесь?

— У меня есть подруги, мы собираемся почти каждый день.

— Читаете?

Девушка улыбнулась:

— Нет.

(А Кадыбаба говорил, что она вечно с книгой.)

— Почему?

— А зачем?

— Чтобы развлечься...

— Книги меня не развлекают.

— Тогда для того, чтобы узнать новое.

— Я не хочу много знать. Знания делают человека несчастным... В Анкаре я прочла одну книгу. После этого мне захотелось поехать в Америку и стать кинозвездой. И я очень расстроилась, когда узнала, что для меня это невозможно.

— Вы сами виноваты. Вы захотели сразу же осуществить в жизни то, что узнали.

— А если это невозможно, зачем узнавать?

Ахмед на мгновение задумался.

— Вы изучали физику?

— Да.

— Закон Архимеда, конечно, знаете?

— Знаю.

— А проверяли ли вы когда-нибудь вес чашки, погруженной в воду?

Девушка, стараясь понять ход мысли Ахмеда, ответила:

— По правде говоря, нет. Мне даже в голову не приходило...

— Жаль.

— Почему?

— Зачем было узнавать, если это не применяется в жизни?

Они рассмеялись. Девушка наконец поняла, что он хотел сказать.

— Может быть, вы и правы.

— Вы очень милосердны. Откровенно говоря, может быть, и вы правы.

В дверях показался Кадыбаба в своей куртке. Поднеся стакан с чаем к свету, он сказал:

— Вот это называется настоящий ризийский [41] чай, сын мой.

VIII

В тот вечер, встретившись с учителем Бекиром, Ахмед сказал:

— Я завидую вашей судьбе... Захотели вы стать учителем — и вот вы учитель. У вас хорошая, дружная семья, прекрасные дети. Днем вам приносит удовлетворение ваша работа, вечером — семья. Вы довольны Мазылыком, в котором живете. Все мечты ваши осуществляются.

41

Ризе — вилайет на Черном море, известный высоким качеством выращиваемого чая.