Шрифт:
Книга является художественным произведением и вымыслом автора, в ней содержится упоминание нетрадиционных отношений, но это не является пропагандой нетрадиционных установок и образа жизни
Город из воды и песка
Мелина
Глава 1. Андрей Юрьич и Андрей Юрьевич
— Андрей Юрьевич? Добрый день! Никита Войнов. По поводу бондов. Меня попросили с вами связаться. Смотрите, ситуация следующая…
Едва Войнов услышал короткое сухое «слушаю» после гудков — пустил коней вскачь. Липатов был им нужен, а вернее, были нужны его деньги, в последний месяц особенно — когда ситуация на рынке по-прежнему оставалась далека от стабильной, а издержки только росли. Да ещё и с этим назначением! Чёрт бы его… Да не чёрт, конечно.
Войнов грезил о повышении — с одной стороны, с другой — не хотел его. Ведь это новая ответственность: все его косяки теперь, если таковые случатся (а они случатся как пить дать! Войнов же «не первый год замужем»), будут рассматривать под микроскопом, что в итоге приведет к вынесению приговора на «общем» и публичной порке. Поспешили! Не заслужил! Кишка тонка такими бабками ворочать!
От подобного рода перспектив Войнова бросало в пот. Натурально. Рубашки после назначения больше пары недель у него не жили. Разводы под мышками хрен отстираешь — легче выбросить. Шут с ними, с этими рубашками… Липатова бы взять тёпленьким. Очень быстро. Очень аккуратно. Не дать времени на раздумья. Промедление тут смерти подобно. Чуть задумался — и всё, прощай, рыбка! Фьють!
Войнов вещал, вещал, вещал. Втолковывал, вдалбливал, убеждал, приводил примеры. Сладко, сладко, сладко и быстро, быстро, быстро. Плыви, рыбка. Будет не больно. Разве что слегка. Но не сейчас.
На том конце отвечали по-прежнему коротко и сухо. «Это ясно». «Да. Я понял». «Конечно». «Естественно». И ответов Войнов, к слову, почти не слышал. Главное было не останавливаться. Гнать, гнать, гнать. Пока Липатов согласен. Пока не начал обдумывать и сомневаться.
— Ну так как, Андрей Юрьевич? На чём вы решили остановиться?
— Простите, я не хотел вас так… хм-м… обескураживать. Но придётся. Я не Андрей Юрьевич, — заявили на том конце. — Извините… Послушайте, мне очень жаль. Никита? Правильно? Я просто не хотел вас прерывать. Вы так говорили… Убедительно… На самом деле убедительно. Простите.
— Не Андрей Юрьевич? В смысле? — очень медленно, почти по слогам повторил Войнов. — А кто?.. А где… собственно? А вы?..
— Наверное, вы ошиблись номером.
По голосу казалось, что человек на том конце провода пожимает плечами и искренне сожалеет. Чёрт его знает, почему так показалось. Голос, что ли, был… Да каким он был? Ровным? Спокойным? С интонациями сочувствия? С интонациями,
Войнов всё же выматерился вслух. На том конце всё равно был не Липатов. И что уж теперь? Всё просрано. Заводи шарманку заново. О боги, только не это!
— Никит, — осторожно начал голос. — Материться — это неплохо. В смысле — нормально. Знаешь, лучше материться, чем нет. Когда человек не употребляет, так сказать, с ним надо аккуратно. Хроник, шизофреник, высокоморальный идиот — вот кто это будет, с вероятностью сто сорок шесть. Так что с тобой всё в порядке, Никит. Можешь ещё… Если хочется.
— А хрена ли… — Войнов вдруг осёкся; отчего-то не захотелось больше нецензурной эквилибристики. Голос ли тому был причиной? Низковатый, приятный, очень какой-то… успокаивающий, что ли.
Фигли он тут про голос рассуждает?! Трубка в последний месяц к уху приросла! Голосов ему, что ли, мало?! В гробу он видал повышение это! Работу! Уродов этих жирномордых — мешков с бабосами на ножках! Липатова этого!
— А раньше ты не мог сказать? — всё же закончил Войнов. — Чтобы я всю эту канитель не разводил? Время не тратил. Твоё и своё.
— Ты вещал так вдохновенно. Я не мог, честное слово. Я не так воспитан. Думаешь, надо было заорать: «Какой ещё Андрей Юрьевич?! Да вы там ёбнулись все на отличненько! Какие бонды?! Что ещё за херня?! Да у меня мозг сейчас взорвётся!» Я так не умею, — подытожили в трубке и как будто опять пожали плечами.
А это типа с ним юморят, что ли? Стёб-постёб и ещё немножко? Случайному «Андрею Юрьевичу» по приколу? Повеселить некому?
— Я тоже когда-то не умел, веришь? — сказал Войнов с издёвкой.
— Верю, конечно.
А это, кажется, серьёзно. Или опять стебёт? Или что? Фиг разберёшь. Но голос такой интересный.
— А потом жизнь научила…
— И ты стал всем Кузькину мать показывать?
— Ага. Чудеса на виражах.
— По тому, как человек матерится, можно сказать о нём очень многое, кстати, — серьёзно, а ещё вроде немного задорно выдал незнакомец, — по меньшей мере, что он в данный момент чувствует. Черты характера кое-какие можно понять.
— Да ну! — Войнов поглубже уселся в кресло, гримасничая и округляя глаза своему отражению в погасшем экране монитора.
— Инфа сотка, Никит! — негромкий смех.
— Ну-ну… Давай про меня тогда. Прям щас. Без подготовки. Слабо?
— Да без базара. Уверен, что хочешь это услышать?
— Да блин! Давай жги!
— Жгу. Ладно. Окей, начнём с твоего первого «Бля-а-а!».
— Я весь внимание, о светоч истины!
— Это было так, м-м-м, вымученно и сокрушённо. Ну типа как, знаешь, ты заходишь в шайтан-магазин у дома. Ну такой, вшивенький, маленький, грязный. Там алкаши тусят по ночам. Он же круглосуточный. Ну и бухло им там отпускают. В обход закона. Представил, да?