Город из воды и песка
Шрифт:
И следующее: «Мишаня крут! Милый ужасно!»
Ещё спросил: «Ты уже с нового телефона?»
Войнов ответил: «Угу. Я позвоню?»
Саня подмигнул смайликом: «Конечно».
Войнов сразу же набрал:
— Сань, почему Сильвер? «Остров сокровищ»?
— Догадливый, — улыбнулся Саша.
— Любимая книга в детстве была?
— И мультфильм, и книга. Обожаю. А твоя?
— «Великан-эгоист». И «Соловей и роза».
— Правда? Она же ужасная. Ужасно печальная, — удивился Саша.
— Там соловей
— А юноша — в девушку, и пташка погибла зря.
— Ну что же делать? И так бывает.
— Ты у меня прям последний романтик.
— Какой есть, — усмехнулся Войнов.
— Никита, ты носишь бороду? — внезапно спросил Саша.
— А как ты думаешь?
— Вообще без понятия. Честно.
— Тебе нравятся бородатые?
— Да. — Войнов уловил как-то, что Саша кивнул. — Это сексуально. Красиво.
— Я сейчас тебе пришлю фотку. Не бойся, меня не будет видно. Только ма-ахонький кусочек. Можно?
— Можно, — голос скользнул мягко, так, будто ямочки на щеках заиграли.
— Ща. Погоди. Пять сек.
Войнов настроил камеру. Так, чтобы был виден только уголок рта и небольшой кусок челюсти. Щёлкнул. Нажал «отправить».
— Чё-ёрт! Ни-ки-та, — Саша вытянул имя по слогам, переливчато, плавно, словно морская вода, обваловывающая гальку; так, как Войнову нравилось, от чего он терял голову. — Как теперь спать-то?! Такой красивый. Се-екси.
И через несколько секунд ещё и Вотсап разразился градом сердечек.
— Теперь моя очередь вопросов. Угу?
— Валяй. Ладно.
— Сань, ты любишь авокадо?
— Что?.. Авокадо?
— Ну да, авокадо. А что?
— Как ты думаешь?
— Без понятия. Честно.
— Обожаю! В салатах, слайсами просто, гуакамоле. Как угодно, — казалось, Саша даже облизнулся. — У меня есть значочек. С авокадкой. Он классный.
— Божечки! — прыснул Войнов. — Ладно. Можно ещё вопрос?
— Куда деваться? — вздохнул и вроде бы пожал плечами Саша, смиряясь с неизбежным. — Давай.
— Какие у тебя ноги?
— Ноги? — послышалось удивлённое. — В каком смысле?
— В эстетически-эротическом, радость моя. В каком же ещё?
— Короткие, толстые и кривые. — Смешок.
— И волосатые, конечно?
— Как у шимпанзе, Никит. Не повезло, — вздохнул Саша. — В генетической гонке я пришёл последним. Меня Дарвин бы мог изучать. На предмет атавизмов. Не шучу ни разу.
— То есть в цирке уродов ты был бы самый красавчик?
— Да давно б уже заработал на особнячок в викторианском стиле, на жену, детишек и прочее. Жаль, не в том веке родился…
— Врёшь как дышишь, Сань. Непризнанный гений, — рассмеялся Войнов. — Но, кажется, я уже завёлся. Упс. Хотел бы твои волосатые ноги у себя на плечах. Как же меня от этого штырит…
— Я тут скинул, конечно, пару десятков кг. Теперь всего сто
— Крошечка моя, хаврошечка! А я за бодипозитив, знаешь? Не отстаю от общемировых тенденций. Я толерантен, Сань, до самого кончика копчика.
— Блин, я попал…
— Ты попал! Ха-ха! И потом, — тихо и загадочно добавил Войнов, — ты забываешь, я видел твою фотку. И там ты строен аки кипарис. Это-то уж я понял точно, будь спок.
— Уверен, что она моя?
— Уверен, котёнок. Конечно, я уверен. Хоть в чём-то в этой жизни я должен быть уверен?
— Или самоуверен?
— Одно другому не мешает. Пришли мне фотку. Хочу твои коленки. Только коленки, сладкий. Это не слишком самоуверенно?
— Ещё есть время передумать. Один… Два…
— Три! Хочу твои коленки. И больше ничего.
— Ты прямо не оставляешь мне выбора. Тоже ведь спать сегодня не будешь. Как и я… — рассмеялся Саша.
— Коленки. И точка.
— Ладно. Сам виноват.
Через минуту пришла фотка: худые, почти безволосые колени, выглядывающие из бежевых шорт. Трогательные ужасно! Войнов чуть не прослезился. Саня из кусочков фото-пазла. Войнов обязательно соберёт их все.
— Мой золотой, — улыбнулся в трубку Войнов. Он, кажется, понимал, чего это стоило Саше, и он это правда ценил. — Точно не засну ночью. Буду вздыхать точно влюблённая институтка.
— Ты тянешь разве что на учителя, Никита, — хохотнул Саша. — Так что роль институтки достанется мне.
— Институтец… Мисаренко, Саша. Мне нравится, — сказал довольный Войнов. — А теперь мне надо идти. Готовиться, так сказать, к завтрашним урокам.
— Значит, секса сегодня не будет? — уточнил Саша.
— Сделаем брейк. Хочу очень-очень соскучиться.
— Вот ты извращенец, Никита!
— Ещё какой! Я тебе приснюсь. Во сне разрешаю делать со мной всё что угодно. Потом расскажешь, оки?
— Оки-доки. Спокойной ночи, Никита.
— Спокойной ночи, Санечка.
Глава 10. Прекрасная жизнь
Подсознание не подкидывало никаких знаков и откровений — Войнов спал чисто, без сновидений. Душа уже спела, во всю ширь, и теперь, когда Саша наконец потихоньку, но стал открываться, успокоилась. Войнов не думал (разве что где-то совсем на задворках сознания) про причины, следствия, что с Сашей так или не так, отчего он говорит: «Ты со мной сам не захочешь» и «У меня никогда не было», а главным пылало: «Я тоже хочу», «Быть с тобой», «Увидеть тебя» — и это наполняло такой невероятной силой, энергией, радостью, что Войнов даже внешне весь как-то подобрался, засветился, пел утром в душе, пел в машине по дороге на работу, пел про себя на работе. При Тёмыче, конечно, не стал (не настолько же двинулся!).