Город из воды и песка
Шрифт:
У шайтан-магазина стояли привычные ночные зомби — местные алкаши. Он ворвался внутрь. Ему продали водки, и он стремительно распил её с кем-то из зомбаков в тени ночного скверика за домом.
_____________
? «Любительское», «поцелуи», «домашнее видео», «женатые», «бойфренды», «любовники» (англ.).
? «Потрясающе! Интимно и чувственно. Так нравится видеть, что эти парни влюблены друг в друга. Охуенно горячо!» (англ.).
Глава 9. Коленки, авокадо, коты и кактусы
Проснулся от того, что вороньё каркало на верхушке ясеня у Войнова под окнами.
Войнов тяжело поднялся, добрался до унитаза, после туалета — до душа, а из душа приполз на кухню, выпил таблетку обезболивающего, поискал телефон на кухне — не нашёл. Поискал в комнатах — безрезультатно. С грустью решил, что накануне по пьяни выронил, а может, и спёрли. Вчерашний случайный собутыльник. Ещё бы, бухать так…
Но тут вдруг метнулась мысль о Саше. А если звонил? А если написал что-то? Войнов сам так хотел ему позвонить, извиниться. Пообещать, что больше никогда-никогда не будет его грузить, ни своими чувствами, ни вообще… И блин! Если телефон спёрли — там же осталась вся их переписка! Все Сашины слова, словечки, словечечки, все Сашины голосовые… Да бля-а-адь! Войнову как-то похер было на рабочее, на контакты, на всякие там штуки, заметки, оставшиеся в смартфоне, и даже по хрену было, если кто прочитает его секс-переписку. Но одно омрачало невозможно: Кавафис! Прекрасный Кавафис! Начитанный Сашей.
Нужно было срочно позвонить ему. Для этого найти телефон Липатова и только поменять в нём одну цифру. Нужно было срочно на работу. Войнов оделся минуты за три. Ещё через три уже сидел в машине, готовый сорваться с места.
* * *
По приезде Войнов сразу раздобыл телефон Липатова, заперся у себя в кабинете, негнущимися пальцами набрал номер со стационарного — заветную тройку вместо девятки. А что, если Саша не возьмёт? Городской же, незнакомый номер. Но в трубке послышалось: «Алло?» — и Войнов задышал, ожил.
— Саня, Санечка, — затараторил он, — Ты прости меня, идиота такого. Прости меня, миленький. Я больше никогда-никогда… Слышишь? Никогда никакой хернёй грузить не буду. Простишь меня? Прости, пожалуйста…
— Никит, ты откуда? С рабочего? Я звонил тебе вчера. Правда, поздно уже. Ты недоступен был.
— Я телефон просрал где-то. Выронил или спёрли. По пьянке.
— Бухал и трахался? — прозвучало грустно.
— Бухал только. Во дворе с каким-то местным бухариком.
— И часто ты так?
— Да вот впервой… Так получилось…
— Из-за меня? Никит, мне так жаль, что я делаю тебе больно…
— Сань, всё нормально. Правда. Я в норме. Ты только не расстраивайся больше, пожалуйста.
— Никит, ты думаешь… —
— Не надо, Санечка…
— Я тоже хочу… Я хотел бы… Быть с тобой. Увидеть тебя… Я даже не знаю, как это… У меня никогда не было. Ничего подобного не было… Я хотел бы, боже мой… Но я не могу. Не сейчас… Я не готов. Я не могу сейчас.
— Славный мой, маленький, — повторял Войнов, не слыша себя, не понимая, сердце колотилось как бешеное. — Хороший мой, ласковый. Ты только не плачь больше, ладно?
— Ты сам со мной не захочешь…
— Т-ш-ш, не надо, Санечка. Сашенька.
Войнов жалел, что не мог прикоснуться, утешить. Так хотелось взять в ладони Сашино лицо, утолить все его страхи, все печали поцелуями, прижать к себе его голову и шептать, шептать в волосы бесконечный поток глупых ласковых слов. А внутри всё пело и рвалось вылететь — Саше не всё равно! Он отказывается только потому, что не готов, только потому, что не может. Господи, всё получится! Не сегодня. Не завтра — но будет! Обязательно! Войнов дождётся, чего бы ему это ни стоило!
— Я не хочу потерять тебя…
— Не потеряешь. Не думай об этом. А я хочу назад своего Кавафиса, — сменил тему Войнов. — У тебя же осталась на телефоне копия? Пришлёшь мне, когда я раздобуду себе новый? Мне без Кавафиса совсем крышка. Не жить мне без греческого поэта. Поэта греческого происхождения, — улыбнулся Войнов.
— Пришлю, конечно.
— Улыбаешься. Слышу, что улыбаешься.
— Так и есть.
— Тогда до вечера? Надеюсь, уже буду с новым телефоном.
— Да. Ты уж будь, пожалуйста.
— До вечера, маленький.
* * *
Войнов несколько раз звонил на свой телефон — бесполезно, выключен. Пришлось заказать новый, с доставкой. Прямо на работу. В обед смотался в салон связи, чтобы восстановить симку. Весь остаток дня вджобывал как не в себя. Кое-кого по жесткачу построил, чтобы шевелили булками, не спали. Себя тоже построил — и сделал до фига всего вялотянущегося и дурацкого, что вечно оставлял на потом.
Уехал, на удивление, в восемь и даже успел заскочить на час в качалку, поэтому домой попал почти как всегда, в районе десяти. Не стал ничего мудрить с ужином. Заказал картошку с бифштексом, порезал помидор и огурец. Быстро в себя закинул, запил холодным квасом, сел разбираться с новой приблудой. Сделал несколько фоток, проверяя, как работает камера. Со всех ракурсов запечатлел старого друга Мишаню (кактус), который наконец-то решил на днях зацвести. Три года никак, бобыль бобылём — и вот те на! Внезапный розово-жёлтый цветочек. Няшный во все поля.
Войнов отправил фотку Мишани Саше. На картинке было видно только кактус в горшочке с весёлыми разноцветными ромбиками и руку Войнова, треплющую Мишаню по буйной цветущей голове. Под снимком написал: «Это мой питомец Мишаня. Наша дружба началась года три назад в подъезде, где я его нашёл. С тех пор мы неразлучны. Мишаня всегда был очень суровым парнем, за что я его и полюбил. А сейчас впервые решил зацвести. Правда, он милый?»
От Саши через несколько минут тоже прилетела фотка с подписью — чёрный с белым носом и белыми «носочками» на лапах кот, сидящий на подоконнике на фоне темнеющего окна: «Это мой питомец Сильвер. Я нашёл его котёнком в подъезде уже лет девять назад. Он тоже очень даже зайчик. Когда в хорошем настроении. Ха-ха!»