Город из воды и песка
Шрифт:
Войнов приблизился и обнял Сашу. Обвил руками, не сразу крепко, а сначала будто спрашивая позволения. Войнов чувствовал его спину сквозь слои одежды, куртки-ветровки, а ещё чувствовал его кожу, ничем особенно не пахнущую, просто мягкую и приятную. Войнов свёл руки и крепче прижался, стиснул волосы на затылке, положил Саше на плечо голову. Если это не счастье, то что же тогда? Быть рядом с тем, кого любишь. Держать в объятьях того, кто тебе предназначен. Судьбой ли, Богом ли. Большая ли разница?
— Если бы мне нравились женщины, — вдруг заговорил Саша, а Войнов по-прежнему лежал головой у него на плече, — может быть, мне бы как-то проще было. Потому что женщины —
— Не знаю, Сань, — отозвался Войнов. — Но я вроде не женщина. Видел женщин с такими бицухами? — Войнов всё же отлип от Саши и бицуху продемонстрировал — пусть и под рубашкой, но видно же всё равно было, что не бывает у женщин на руках таких красивых выпуклостей. — Я не знаю, как у других мужчин, Саш. Я не могу говорить за всех. За себя только. Я не знал, честно, что с тобой не так. Догадывался, конечно. Чего только не представлял себе — и что ты слепой, и что у тебя лицо обезображено, или, там, у тебя рук, ног нет, не знаю — это ещё до того, как мы увиделись. Потом — совсем уже не понимал, что думать. Болезнь кожи или что-то такое. Но, честно? Мне было всё равно. Мне с самого начала было не важно. Я полюбил человека. Влюбился в твой голос. Конечно, сначала я влюбился в него. В голос. Ведь у меня ничего другого и не было. Но даже если бы было — я бы всё равно запал на твой голос. Зря тебе, что ли, за озвучку книжек деньги отстёгивают? — усмехнулся Войнов. — А потом я влюбился в человека. В тебя, Сань. Конечно, я хотел быть с тобой. Физически. С ума по тебе сходил. Не хлебом единым, да, мой золотой? Но я уже полюбил тебя. К тому времени. Всего. Ни разу не увидев. Не представляя. Твой голос, улыбку твою, манеру общаться, как ты шутишь, подкалываешь меня. Душу твою полюбил, если хочешь. Я о тебе узнал больше, ни разу не встретившись, чем о любом другом парне, что у меня до тебя был. И думаешь, после этого меня бы что-то смутило? Мешок твой? Стома эта? Самое, Саш, страшное и стыдное знаешь что? Когда в голове дерьмо. Вот иной раз с этим сталкиваешься — и обдаёт тебя от макушки до пяток. Обтекаешь стоишь. А просто дерьмо — ну это просто дерьмо. Не смертельно. Душ примешь, мешок поменяешь — и как новенький. Прости, что я вот так… Но говорю как есть. Зачем сейчас эвфемизмы? Самое главное, родной мой, у тебя в наличии. Голова, Сань. Светлая, замечательная голова. Чуткое сердце. Знаешь же поговорку: ума нет — считай, калека? Так вот, ты тут самый что ни на есть полноценный.
— А если, Никит, мне хуже станет? Я… не знаю, как тогда. Я не хочу больше. Я устал так… Хочу быть с тобой, и чтобы у нас всё… по-человечески. Но мне страшно очень…
— Сашенька, милый, — зашептал Никита. — Мы что-нибудь придумаем. Как бы я хотел быть рядом раньше. Знать тебя раньше. Чтоб поддерживать тебя. Ты такой смелый мальчик. Ты умеешь бороться. Мы справимся. Обязательно. Ты больше не один, мой хороший. У тебя есть я. У нас всё получится.
— А если не получится, Никит… Что тогда? Если у нас с тобой… даже без Крона этого — хрен с ним… а просто, вместе — ничего не получится?
— Мы будем очень стараться, чтоб получилось, Саш. И ты, и я. Просто вот очень постараемся…
— Думаешь, этого будет достаточно?
— Блин, да что в голове у тебя, Санечка?! Прекрати себя накручивать! — Войнов повысил голос, не выдержал. И Саша сник сразу.
— Не ругайся на меня, пожалуйста…
— Да я разве ругаюсь? Я же любя только, маленький. Знаешь, я сейчас счастливый какой? Как мне жить хочется, Санечка! —
— А если ты не сможешь… Не захочешь со мной…
— Саша, господи! — Войнов только мог руками всплеснуть. Был завод — да и вышел весь разом, кончился. Он закрыл лицо руками, отстранился.
— Никит, Никитушка, — позвал Саша испуганно, сам оторопел, растерялся весь, не сразу решился, но через какое-то время осторожно до войновского плеча дотронулся. — Я совсем дурной, да? Наверное, это не лечится?
Войнов головой помотал, ничего не сказал, выдохнул отчаянно, быстро отёр лицо ладонями.
— Никит? Не надо, Никита. Я так люблю тебя.
— Правда, Сань? — повернулся к Саше Войнов.
— Угу… Совсем-совсем правда. Непреложная, считай, истина.
— Какой же баклан ты, Сань, а? Мучил меня столько времени! Я же думал, что не нужен тебе совсем. Так только — трахаться, научиться всякому…
— Нет, Никита! Нет, нет! Вообще не так! То есть и за этим тоже… Только же это совсем вот не главное…
— Глупый. Дурачок мой маленький.
Войнов опять распахнул объятия, и Сашка, Саня, Санечка приник к нему, как родной, без зазора, без щелочки — будто для него одного только и созданный.
— Любимый мой, — зашептал Войнов ему в волосы. — Желанный мальчик мой. Самый чудесный. Самый красивый мой. Единственный… Ты только не отталкивай меня больше. Не прячь ничего. Говори со мной. Что бы ни было, как бы ни вышло — всегда говори со мной, ладно, Санечка?
Они вот только теперь губами встретились. Как будто вспомнили, что ещё и целоваться можно, оказывается.
Сашины губы, Сашка весь сам — как хорошо-то, Господи!
— Подожди, — сказал Саша вдруг. — Я, наверное, куртку сниму…
Он потянул вниз молнию, вылез из рукавов… Святые ж помидорки! Да он же в футболке с авокадами! Войнов и сам умилился по самые помидоры, а скорее и до пяток до самых.
— Я даже сплю в ней, прикинь? — пожал Саша плечами, улыбнувшись застенчиво. — Но мне знаешь какая бы подошла на сто сорок шесть прям?
— М-м-м?
— А помнишь, там есть с авокадо, у которого из пуза косточка в виде Чужого вылезает?
— Ну и такую купим. Делов-то, — кивнул Войнов.
— Щас, подожди!
Саша к своему рюкзаку бросился. Стал там как-то копаться яростно.
— Эй, что там у тебя? Динамит? — улыбнулся Войнов, наблюдая за ним.
— Вот! — наконец просиял Саша, отыскав то, что ему нужно было. У него в руке поблёскивала связка ключей с брелоком… с авокадами — с чем же ещё?
Потом он вытащил из рюкзака авоську с авокадами и тоже её продемонстрировал.
— Таскаю с собой на случай, если продукты сложить или ещё чего.
— Сашенька… — растянулся в очередной улыбке Войнов.
— Магнит, как ты понимаешь, дома, на холодильнике. А, вот ещё! Смотри что! — Саша опять полез в рюкзак, достал оттуда открытку — странно, что в этот раз не с авокадами. — Это положили в качестве бонуса.
На открытке рис от суши обхватил сзади лосось, закрыл ему глаза ладошками: «Guess who? ?» Оу-у, это было так ми-ми-мишечно! И Саня весь сам ми-ми-мишечный с этими сушами и авокадами. Войнову захотелось затискать его всего.
— Сейчас… Подожди, — сказал Саша. — Я… я покажу тебе.
И Войнов даже понять не успел, на что Саша решился… Он поднял футболку — и открылся ему.
Да, Войнов смотрел на Сашины грудь и живот, мешок, розоватые шрамы, но видел только своего любимого мальчика — смелого и бесконечно прекрасного. Войнов протянул руку и прижался ладонью Саше под грудью. В ладони билось Сашино сердце.