Город из воды и песка
Шрифт:
— За что, Никит? — спросил Саша глухо. — Если ты решил на этом закончить, то я понимаю… Я пойму, Никита…
Когда Саша рассказывал — голос был ясным и сильным. А теперь только, когда подумал, что Войнов решил с ним порвать, тут голос и осёкся, сорвался. По щекам побежали слёзы — крупные, горькие. Он даже закрываться не думал, отвернулся только от Войнова.
— Сашенька, господи?! Что ты подумал себе?! — Войнов рванулся к нему, схватил за плечо, потянул на себя, как-то неуклюже и неудобно пытаясь обнять, через коробку передач. — Говорю же, что придурок я! Прости за то, что я не понял раньше, за то, что не почувствовал… Ты мне нужен, Сашенька.
Саша кивнул. Было неудобно ужасно, вот так, в машине, на переднем сиденье, пытаться как-то дотянуться, утешить, сблизиться. Войнов притянул к себе Сашину голову, припал губами к его мокрой щеке. Зашептал, сбиваясь, целуя солёное:
— Хороший мой… Славный мой… Любимый… Санечка…
Какое чудо, что Саша Войнова больше не отталкивал! Он был испуган. Они оба были испуганы. Но уже вместе. А вместе не так боязно. И вместе можно пройти, преодолеть всякое. Только больше не прятаться, не отталкивать, быть честными.
— Никит, ты не понимаешь, похоже… Ты сейчас на эмоциях…
— Конечно, я на эмоциях, — согласился Войнов. — А ты нет разве? У меня тут мир дивный, новый… Любимый человек рядом, которого я могу видеть и обнимать наконец-то! Знаешь, какие у меня эмоции? Ого-го у меня эмоции! Никогда так в жизни не шпарило.
— А потом эмоции схлынут, и ты поймёшь, что не надо тебе всего этого… Я же не смогу… Не смогу тебе дать… Как Раневская говорила, знаешь? Жопа есть, а слова нет. Только у меня наоборот всё — слово есть, а жопы нет. Так получается…
— Что, Саш? О чём ты, боже мой?! — даже не сразу сначала въехал Войнов.
— Я про физиологию… Ты мужчина… Тебе же положено… А я — так… недоразумение…
— Положено? Да, Саш, положено. Знаешь, что мне положено? Чтобы меня любили. Чтобы в глаза смотрели. Чтобы называли ласково. Вот что мне положено. Я мечтал об этом херову тучу времени. Думаешь, я о жопах, о членах, о мускулах мечтал проработанных? Да хер там, Санечка! Я любить хотел! Всю жизнь свою дурацкую только и хотел этого. Человека хотел рядом настоящего.
— Мужчина ведь любит глазами. Разве нет? Тебе это важно. Не будешь же ты отрицать. Ты качаешься. Всегда за этим следил. Ты и парней себе так выбирал, наверное. Глазами.
— Выбирал. Да, — согласился Войнов. — Только ерунда это всё, Сашенька. Наносное. Внешнее. Для чего я их выбирал? Думаешь, хоть раз что-то путное вышло из этого? Ты думаешь, Сань… Нет, стоп, слушай! Думаешь, ты бы мне не понравился? Ты красивый. Восхитительный. Ты милый. Классный. Ты живой. Ты настоящий, понимаешь? Не строишь из себя ничего. Не тащишь из меня бабки. Не трахаешь мозги. Ты весёлый. Лёгкий. Хороший. Добрый. Чуткий. Чудесный. Ты очень умный. С тобой говорить хочется. Неужели ты думаешь, для меня имеет значение только физика? И что не так с физикой, Сашенька? Да я от тебя голову потерял по всем, блин, параметрам. Ты не понял как будто? Не видел, не слышал? Мы как будто не сексились? Я торчу от тебя. Кончаю радугой с понями и единорогами. А то, что ты там себе накрутил, за это время напридумывал, — так выброси это из головы. Глупости всякие. У тебя всё, что надо, работает. Ничего не сломано. У нас с тобой знаешь сколько разных способов? Ты не представляешь даже, Санечка.
— У меня же мешок этот… Тебе будет противно. Ты же не видел ещё… И… может быть всякое… Протечёт. Отвалится. А ещё если во время всего этого… Или если на людях
— Сань, ну ты же живёшь с этим. Или ты себя ненавидишь? Тело своё ненавидишь? Не можешь всего этого видеть? Глаза закрываешь?
— Я привык. Поначалу только тяжело было, потом — нормально. Смирился.
— Вот видишь. А я вообще не брезгливый. Ни капельки. Сань, я же тоже, знаешь, гажу не бабочками. Ну правда же! Я не маленький. Посмотри на меня, — Войнов обнял ладонями лицо Сашино, вгляделся в глаза такие невероятные, до невозможности прекрасные, продолжил: — Я в курсе, как всё у нас в организме происходит. Про всякие там естественные нужды, потребности и жидкости — я в курсе, родной мой. Меня этими штуками не удивить. У меня дед от колоректального рака умер. Я и не такое видел. Мы с мамой ухаживали за ним три года. Сиделка у него была, конечно. Но дневная. Ночью приходилось самим справляться. По очереди с мамой дежурили. Бывало по-всякому. Порой — спокойно. Порой — совсем жесть. Особенно под конец уже…
— Тем более… Ты теперь всё это будешь вспоминать и ассоциировать. Тебе будет противно…
— Ох ты упрямый какой! Саша, блин! Не будет мне противно, — грозно оборвал его Войнов. — И перестань всё сводить к физиологии. Ты слышал, что я говорил тебе? Ты слышал, что я люблю тебя? Конечно, если ты нуждаешься во мне лишь как в сиделке, то это вряд ли та роль, которую я хотел бы играть в твоей жизни. Я хотел бы место посолиднее. Я смогу и сиделкой побыть, если это будет необходимо. Не проблема, Сань. Но разве ты меня только в таком качестве рассматриваешь?
— Мне не нужна сиделка. Я сам справляюсь, — упрямо заявил Саша. — Здесь ничего особенно сложного нет.
— Ну вот видишь, как здорово. Всё хорошо будет, маленький. Вот увидишь. Всё будет хорошо и замечательно. Пойдём, а? В машине же вообще невозможно. Мне обнять тебя надо. Очень надо, Санечка, — вдруг сказал Войнов. — Пойдём, ко мне поднимемся. Умоешься. Да и мне тоже не помешает.
— Куда? — посмотрел на него Саша испуганно. — В офис?
— Да не бойся. Там уже нет никого. Даже если и задержался кто вдруг. У меня кабинет свой. Никого не пустим. Пусть хоть лоб расшибёт. Ну, пошли?
Саша кивнул. Войнов взял его за руку. Ладонь была влажная и тёплая.
Они вышли из машины. Зашли в здание. На входе Войнов кивнул охраннику. Тот даже не спросил ничего. Поднялись на второй этаж. Завернули сначала в туалет. Войнов дал Саше время умыться и в порядок себя привести. Сам тоже лицо сполоснул. Только после этого они до кабинета добрались. Когда оказались внутри, Войнов закрыл дверь на замок.
— Всё. Нас теперь не достанет никто, — сказал Войнов.
— Никто-никто? — переспросил Саша.
— Совсем никто, Санечка.
Видеть Сашу в своём кабинете, ощущать его присутствие — это было… как наблюдать рождение новой звезды или галактики, только не через много миллиардов лет по оставшимся испущенным волнам света, а здесь и сейчас — в самом что ни на есть прямом эфире и реальном времени. Саша был здесь. И всё вокруг билось в бите его имени, в ритме его присутствия. Всё в Войнове поднималось и падало, замирало и выстукивало в тоне «Са-ша», «Са-шень-ка», «Са-неч-ка». Как это можно было осознать — равно как понять необъятное, невозможное, — но каким-то образом, чудом ли, провидением, магией ли какой, никем не изведанной, а он был здесь. Санечка. Суженый-ряженый, приди ко мне ужинать.