Горящие сердца

Залиханов Жанакаит Жунусович

Ну, пора и кончать. Буду по-прежнему терпеливо ждать твоих писем, а теперь еще — и телефонного звонка.

Послушай, ну, неужели же никак нельзя тебе вырваться в Москву? Ну, хоть на несколько денечков? Подумай только, какое бы это было счастье! Вместе бродить по московским улицам и переулкам, ходить в театр, в музеи... Может, и в Ленинград бы слетали на денек-другой! А?

Теперь эта мысль не даст мне покоя ни днем, ни ночью. При-ез-жай, при-ез-жай!

Валя».

Письмо это Назир читает каждый день. Много хороших писем прислала ему Валя, но

такого еще не было... Кажется, наизусть его выучил. Очень заманчиво, конечно, приглашение приехать в Москву. Может, в самом деле съездить? Отпуск на недельку ему всегда дадут. Но как-то неловко... Здесь он — у себя дома, здесь ему не занимать уверенности в себе и в своих силах. А там, в Москве, как он будет чувствовать себя рядом с Валей? Он — простой горский парень; не разочаруется ли она в нем, сравнив его со своими московскими знакомыми?.. Срочно нужно с кем-то посоветоваться, да, как назло, Асхата нет поблизости. Можно было бы, конечно, съездить к нему на строительство, но, говорят, он уехал в Ростов в командировку...

Недолго думая, Назир направился в Совет, к Ариубат, и молча протянул ей распечатанный конверт.

— Что это? — удивилась она.

— Прочтешь — поймешь, — буркнул он в ответ и выбежал из комнаты.

Немного поостыв, Назир зашел на почту и оттуда позвонил Ариубат по телефону.

— Будь добра, — сказал он ей, — как прочтешь, позвони мне сюда. Я зайду к тебе. Очень нужно посоветоваться.

Ариубат тем временем читала Валино письмо и вспоминала те нежные письма, которые сама она писала Асхату. Теперь ей казалось, что это было очень давно.

Зимой на фермах работа тяжелая и ее больше, чем летом, когда скот пасется на подножном корму. Поэтому Азамат с Кичибатыром теперь частые гости здесь.

Вторая ферма — самая отдаленная, и начальство обычно начинает именно с нее. Вот и сегодня: Кичибатыр еще не успел уехать, а на пороге уже стоит Азамат.

— Э, алан, ты уже здесь! — приветствует председатель парторга. — Собираешься ехать?

— Да, хочу попасть на третью.

— Ладно, тогда я туда не буду заезжать. Только вот что: поругай, пожалуйста, тамошнего учетчика: где-то потерял центнер молока.

— Каким образом?

— Понятия не имею. Если б знал — не поручал бы это дело тебе...

Кичибатыр попрощался со всеми, сел на лошадь и уехал.

Что-то сегодня не нравится Азамату. Не узнает он людей — какие-то они унылые, вялые, и Конака не видно и не слышно...

— Что случилось, Фаризат? — опрашивает председатель. — Может, это Кичибатыр залил водой ваш очаг?

— Нет, он ни в чем не виноват, — отвечает девушка, снимая халат, — я одна всему виной.

— В чем же дело? — не на шутку встревожился Азамат.

— Ладно, отец, оставь ее в покое, — вмешалась в разговор Ханифа, — разве не видишь: у человека беда, а ты пристал с допросом, как следователь. Пойди лучше в коровник, к Конаку, с ним потолкуй.

— Я тебя не спрашиваю, куда мне идти и с кем разговаривать, — резко отвечает отец. — Иди лучше занимайся

своим делом. — И, взяв Фаризат за руку, он усадил ее рядом с собой:

— Расскажи мне, дочка, все по порядку.

— Да что здесь рассказывать: послала я в университет контрольную работу, а они не засчитали ее, вернули обратно...

— Ну, это не такая уж большая беда. Я думал, что-нибудь посерьезнее стряслось.

— Куда же серьезнее! — снова вмешивается в разговор Ханифа, которая и не думает никуда уходить.

— Ты-то что в этом понимаешь?

— А то понимаю, что Фаризат с утра ходит, как прибитая, в глаза никому не смотрит.

— Не печалься, дочка, — утешает Азамат. — Я скажу Батыру Османовичу, он чем-нибудь нам поможет — позвонит декану или что другое сделает.

— Я лучше умру, прежде чем он об этом узнает! — со слезами в голосе отвечает Фаризат.

— Ладно, ладно, так и быть, не скажу...

За дверью послышался зычный голос Конака:

— Кичибатыр, ты что, еще не уехал?

Войдя в дом и узнав Азамата, старик, однако, продолжает начатую игру: долго и удивленно смотрит на председателя, протирая глаза и покачивая головой.

— Входи, Конак, что стоишь у порога! — приветствует его Азамат.

— Алан, ты ли это? — вопрошает Конак. — Если ты, то куда подевался Кичибатыр? Ты кто?

— Я это я, — убежденным тоном ответствует председатель.

— А утром разве не Кичибатыр приезжал?

Желая немного рассеять грустное настроение Фаризат, Азамат продолжает шутить:

— Ты, видно, выпил, Конак! А? Разве Кичибатыр был здесь сегодня?

— О, аллах, видно я ошибся, думал, парторг приезжал, а это был ты... Глаза стали подводить...

— Надо носить очки!

— Да разрази гром мою седую голову! Поверь, когда я был в Мескуа, совсем забыл об очках. А надо, надо было купить. Подумать только — принял тебя за Кичибатыра!

— А может, ты его просто увидел во сне?

— Может, и так. После того как мы поспорили с ним на собрании или заседании, как вы там называете, не знаю, он мне частенько снится.

Азамат понял, что теперь старика не остановить, и «подбросил хворосту в огонь».

— Да, что было то было: крепко ты его тогда проучил!

— А что поделаешь? Иначе нельзя. Ты не думай, Азамат, что я ее хвалю в глаза. Но работать на ферме действительно куда труднее, чем писать справки в Совете. Это только вы все думаете, что на ферме легко...

— Возможно, ты и прав, Конак.

— А если возможно, то почему тогда молчал, как пень? Не поддержал меня? Спасибо товарищу Баразову, я еще двух слов не сказал ему по телефону, а он уже все понял. Так и сказал мне: «Если ты так сильно просишь и девушка не прочь остаться на ферме, пусть ее не трогают, пусть работает!..» Вот так! — И Конак окинул присутствующих гордым взглядом.

— Ну, а теперь расскажи мне о ферме. Как у вас тут дела идут?

— Дела наши, слава аллаху, неплохи. Разве сам не знаешь? Вот свидетель нашей работы. — И старик указал на знамя, стоящее в углу комнаты.