Горящие сердца
Шрифт:
— Думаю, Салих, не получится у нас, как у тех людей, которые спорили, что лучше: курдюк ягненка или ухо козленка... Ну, иди, доброго тебе пути!
После ухода чабана Баразов снова вызвал Тоню:
— Созови, пожалуйста, всех членов бюро к пяти часам. Я пока съезжу на ферму. Да, если Хажомаров вернулся, попроси его ко мне.
Батыр Османович уже одевался, когда в кабинет вошел Хажомаров. Вид у него был усталый — только что возвратился из командировки.
— О том, как съездил, расскажешь потом, — с места в карьер начал Баразов, — я сейчас
— А какой вопрос?
— Насчет мяса. — И Баразов быстро вышел из кабинета.
Хажомаров удивленно смотрит ему вслед: ничего не объяснил, ничего толком не сказал. Неужели он так торопится на эту ферму?
К вечеру сильно похолодало, и небо подернулось туманной дымкой. А ночью выпал глубокий снег. Будто какой-то великан прошел по окрестностям и огромной кистью побелил все вокруг — и лес, и горы, и равнину. Утром солнышко даже и не проглянуло. Ничего не попишешь: зима есть зима. Дети радуются снегу, вытаскивают салазки, щебечут, как птицы. А птицам неуютно, перепархивают с ветки на ветку, недоуменно перекликаются, не узнают знакомых мест.
Сегодня на строительстве выходной. Почти все разъехались по домам. Только Шамиль с Ахманом остались в общежитии. Любят оба поваляться в постели. Да и утро выдалось неудачное: у Ахмана после вчерашних возлияний голова раскалывается на части. Дома-то в основном пробавлялся водочкой, а здесь пьет все без разбору: и водку, и коньяк, и портвейн, и шампанское, а иногда, скажем вчера вечером, еще и пивка прибавил сверх всего. Потому и трещит голова.
— Ох, Шамиль, подменили мою бедную головушку, — стонет он, уткнувшись лицом в подушку.
— Беда. Побегу звонить в скорую помощь. Скажу, из-за ста граммов пропадает голова ценой в тонну золота! — И Шамиль вскакивает с койки, будто и впрямь сейчас помчится за врачом.
Ахман не на шутку пугается и начинает убеждать друга в том, что голова у него уже не болит.
— Ну, ладно, — смиряется Шамиль. — Найду я сам тебе лекарство. — И вытаскивает из тумбочки початую бутылку «Столичной». Куда это у нас стакан запропастился?
— Давай сюда, — вырывает у него из рук бутылку Ахман. — Я из горлышка...
— Ты хоть мне оставь! Я ведь вчера почти и не пил, все на тебя любовался. — Шамиль, в свою очередь, выхватывает бутылку у Ахмана и, запрокинув голову, тянет из горлышка. Однако получается это у него не очень ловко: водка попадает, что называется, не в то горло, и Шамиль заходится в приступе кашля. Кашляет он долго, натужно, мучительно, и Ахман уже начинает думать, что за скорой помощью, видимо, придется бежать ему. Наконец Шамиль кое-как отдышался и снова забрался под одеяло. Немного
— Уф, кажется пронесло. Думал, концы отдам... Знаешь, брат, твой вчерашний рассказ не идет у меня из головы. Даже во сне видел твоего обидчика. Вот что значит найти себе плохого друга...
— Да, отец мой всегда говорил: если друг тебе изменил, вырви его из сердца. Эх, Асхат, Асхат...
— Слушай, а эта девушка любила тебя?
— Еще бы! Только, бывало, зайду в библиотеку, она сразу: тебе какую книжку дать?
— Ну, это, пожалуй, еще ничего не означает. Она у всех обязана так спрашивать. Ей за это зарплату выдают.
— Я же тоже не дурак, правда? У нее к каждому был свой подход. Если хочешь знать, она все новые книги мне первому отдавала. Если не любила, зачем тогда так делала, а?
— А открыто про любовь вы с ней не беседовали?
— Бывало, и откровенничали...
— А она что?
— Да разве девушка первая признается?
— Ну, а что она тебе все-таки говорила?
— Да так... Вообще-то она говорила, что не пойдет за меня, но я по глазам видел: врет, стесняется просто.
— Что-то не пойму я тебя, Ахман, право, не пойму.
— А чего тут понимать? Если бы не вмешался этот бессовестный Назир, она бы уже давно была моей.
— Чем же он помешал?
— Хотя бы тем, что тайком от меня передавал ей письма Асхата.
— Письма? — Шамиль был поражен подобным вероломством. — Да, друг, тогда ты правильно поступил, что ушел из села. Подумать только, письма!
Вконец расстроенные парни вспомнили об оставшейся водке и мирно допили ее за здоровье друг друга. Шамиль «закусил» глотком воды, Ахман просто понюхал рукав, заявив, что он всегда так поступает, если нет лучшей закуски.
Доверительная беседа возобновилась.
— А Лариска здорово тебе нравится? — спрашивает Ахман.
— Так нравится — прямо выразить не могу... Мне только не по душе, что около нее увивается Башир.
— Ты хочешь сказать — Хусей?
— Я говорю: Башир.
— Ошибаешься, за ней ухаживает Хусей. Это точно. Я прошлым вечером так за тебя оскорбился, что решил вызвать этого кругломордого красавчика на улицу и основательно намять ему бока... Да он сам меня чуть не угробил.
— Ты о сегодняшней ночи... Да, если бы я не подоспел вовремя — он бы тебя изуродовал, как бог черепаху.
— Я ему еще припомню, — хорохорится Ахман. — Он у меня наплачется.
— Лучше не связывайся с ним, алан. Он здоровый, как бык. Когда я вас разнимал, он меня так саданул по плечу — до сих пор чувствую...
— А я исподтишка сделаю ему какую-нибудь гадость. Отомщу и за тебя и за себя. Он и не догадается.
Но тут дружеские излияния были прерваны появлением нового лица. Дверь без стука отворилась, и вместе с клубами холодного воздуха в комнату ввалился Башир. Ребята растерялись. Ахман даже встал с койки, а Шамиль потихоньку сдернул с тумбочки пустую бутылку и спрятал ее под подушку.