Госпитальер и Снежный Король
Шрифт:
– А что?
– насторожился Сомов.
– Ты так легко влепил туземному управителю в лоб вопрос об исследовательских комплексах.
– А кого мне еще спрашивать?
– обиделся госпитальер.
– Ладно. Может, оно к лучшему. Интересно...
– Что интересно?
– Управляющий обладает хорошей выдержкой. Он отличный артист...
– Ты к чему?
– А то, что он артист только для своих сограждан. У меня же были слишком хорошие учителя по определению эмоциональной динамики человека... Он же врал!
– Когда?
– Когда ты спросил его об исследовательских
– И что?
– А то, что он знает больше, чем говорит. И что-то темное было с этим исследовательским центром Союза Двадцати!
***
Московитяне без труда растворились в городской столичной суете. Полиция обеспечила их всеми необходимыми документами прикрытия. Внушительные суммы на кредиткольцах позволяли им делать, что вздумается - хоть прикупить эскадрилью вертолетов и морское пассажирское судно.
Глубинный эго-треннинг, проведенный во время полета, позволил выучить суррогат из английского, хинди, русского, арабского и еще полудесятка экзотических наречий, который считался государственным языком Синей Долины.
Госпитальер, в отличие от своего лучшего друга, прагматика до мозга костей, испытывал истинное наслаждение, знакомясь с новыми планетами и городами. Открытие чужого мира он воспринимал восторженно, с ожиданием чуда, как в детстве наслаждался праздниками. Вот только удручало, что сейчас на этом мире лежала темная печать.
На улицах бросалось в глаза обилие бодро движущихся бензиновых автомобилей. Гравитационные платформы, «пузыри» и мобили из Большого мира стояли на приколе - когда началась аномалия, они заглохли первыми. Складывалось ощущение, что неизвестный фактор выдавливает в первую очередь все чужое. Этот мир будто защищается от проникновения извне.
Лучи теплого полуденного солнца расплывались по городу, играя на шпилях церквей и крышах автомобилей. Друзья неторопливо цедили местный напиток с незначительным градусом алкоголя, от которого, впрочем, немножко гудела голова. Они сидели на террасе уютного кафе, откуда открывался вид на покрытую брусчаткой площадь и буддистский монастырь. Над изящными пагодами реяли разноцветные воздушные змеи. У ворот монастыря сидели на корточках трое отрешенных от мирской суеты монахов в желтых одеяниях, головы их были обриты до зеркальной гладкости.
– Интересно, они действительно осознают мир полнее, чем мы?
– Сомов с какой-то потаенной завистью кивнул в сторону монахов, которые идут по пути познания недеянием и созерцанием. Это как раз то, чего не удавалось никогда ему – на созерцание у него просто не было время, а дела всегда находили его сами, притом такие, от которых не отбояришься.
– Ерунда, - отмахнулся разведчик.
– Они просто прячутся от мира.
– Ну, не знаю, - Сомов передернул плечами. Он ощущал себя как-то странно, на душе скребли кошки.
Утром друзья стали свидетелями разгона полицией демонстрации перед посольством Московии. Лазерные проекторы чертили
Сомов отхлебнул глоток напитка... И тут пол качнулся. И мир потускнел в миг, как стереопередача, в которой изменили цветовой режим.
– Уф-ф, - прошипел госпитальер и судорожно сжал стеклянный, грубо сделанный бокал.
– Что такое?
– озабоченно покосился на него Филатов.
– Не пойму, - тревога внутри Сомова нарастала девятым валом и стремилась захлестнуть.
– Ментальное воздействие... Что-то происходит, Серега...
– Что за воздействие?
– Не знаю, - госпитальеру стоило больших усилий держать себя в руках.
– Чужие... Непорядок...
Сомов был не ахти каким сенсом. Но зато обладал развитой интуицией. И иногда на него находило - он начинал чувствовать неощутимое.
– Что за воздействие? Какие чужие?
– забеспокоился Филатов.
– Не знаю... Вокруг будто воронка...
– И что?
– Мы в ее центре... Мы пришельцы.
– Ну же. Не тяни!
– Не знаю... Не знаю, - бокал лопнул в руках госпитальера, осколки рассекли кожу на руке, и на стол струйкой потекла кровь.
– Ты поранился, - напряженно смотрел не на его руку, а в лицо разведчик.
– Ерунда, - Сомов вытащил из кармана похожий на карандаш биорегенератор, провел по ладони, прозрачное вещество тут же склеило рану, которая через полчаса заживет.
– Это несущественно...
– У вас свободно?
– около их столика возник потертый жизнью мужчина с изъеденным глубокими морщинами лицом. Такие лица носить в мирах первой линии с их взлетевшей до небес пластохирургией считается неприличным. Лицо было комичное, глаза насмешливые.
– Да, - неожиданно произнес Сомов, сначала решивший отослать мужчину поискать другое место.
Незнакомец церемонно поклонился, приложив руку к сердцу, и уселся на стул. Странно, но его затрапезный вид вернул Сомова с грозовых небес на землю.
– Я знакомлюсь с людьми. У меня нет работы. Я живу на жалкие социальные подачки, - сразу поведал о себе мужчина.
– Ныне трудные времена, - сказал Сомов, с трудом включаясь в праздный, но послуживший для него спасательным кругом и позволивший выбраться из пучины тревоги, разговор. Филатов с каменным лицом наблюдал за ними.
– Не такие и трудные, если не считать этой чертовой эпидемии, - махнул рукой мужчина.
– Но мы ее переживем. Мы всегда все переживали.