Господин следователь 6

Шалашов Евгений Васильевич

— Казенная на Большой Морской, — пояснила матушка. — Но у батюшкиного предшественника жена больна, не могут они сразу съехать. Не станешь же выгонять?

— А во сколько все это удовольствие обходится? — посмотрел я на лепной потолок, перевел взгляд на окно.

— Пятьсот рублей.

— Пятьсот рублей в год? Ну, еще по-божески.

— В месяц Ваня, в месяц.

Ну ни хрена себе! За пятьсот рублей в месяц в Череповце можно хороший дом купить. И не такой, как у Натальи, а получше — двухэтажный, пусть и деревянный. Конечно, жалованье товарища министра изрядное, но у меня жаба проснулась,

пусть деньги и не мои. Но как это не мои? Отцовские, значит, наши! Надеюсь, министерство хоть как-то компенсирует расходы?

— Но здесь и жить поспокойнее, да и каретный сарай имеется свой, а на Большой Морской каретник в другом дворе.

— Зато от Большой Морской до Фонтанки пять минут ходу, а здесь…

А сколько от Фурштатской до набережной Фонтанки? Если на метро, минут десять, вместе с переходами, а пешком… Может, двадцать, если не торопиться. Но товарищу министра ходить пешком неприлично.

Но дальше матушка не пожелала беседовать о низменных материях. Легким мановением длани пресекла мой очередной вопрос, потом сказала:

— Ваня, нас с батюшкой очень беспокоит не твое физическое здоровье, а психическое. А особенно — твоя память. Отец, разумеется, отшучивается — мол, имя свое помнит, штаны не забывает снимать, когда по маленькому ходит, чего еще надо? Но это он так, меня утешает.

— Неужели заметно? — спросил я.

— А ты как думал? — с грустью спросила матушка. — Если родной сын забывает поздравить собственную мать с Днем ангела, если он не спрашивает — как здоровье у любимого дедушки, у которого, кстати, он прожил четыре года, пока учился в университете, что остается думать? А дедушка мне о своих обидах ничего не говорит — гордость не позволяет, но по нему видно, что обижен на внука. А сколько еще всего? И знакомые из Новгорода, с которыми ты не захотел общаться?

М-да… Друзья-приятели изобижены, так и ладно, переживу. А с дедушкиными обидами, это гораздо хуже. И дедушку понять можно. Я-то, грешным делом полагал, что маменькин отец уже умер. А он, видите ли, живой. И по возрасту еще не старик. Если матушке моей было сорок четыре года, так сколько лет деду? Лет шестьдесят пять — семьдесят? Нет, семьдесят — возраст солидный.

Между прочем, про дедушку бы еще в Новгороде могли сказать. Допустим — спросили бы меня в рождество — поздравил ли внук любимого деда? А не то я о родственнике — полном генерале, из других источников узнаю. И ведь до сих пор не знаю его фамилии, а собирался уточнить. Наверняка должны иметься какие-то справочники. Ну, что уж теперь… Надо думать не о том, что было, а как выкручиваться и жить дальше.

— Маменька, не сердись… — вздохнул я, снова уткнувшись в ее плечо. — Ты же у меня умница, ты уже обо всем догадалась. Врать больше не хочу. Да, я потерял память. Не всю, какие-то обрывки остались. А про день ангела… Что тут сказать? Свинья я. Но если уж совсем честно, так я и про свой-то день ангела забыл. Искал Иванов, но их в календаре — тьма-тьмущая. Вспомнил, когда из Новгорода подарки от вас с батюшкой получил.

— Ваня, ты потерял память… — голос маменьки дрогнул, — тогда, когда карета перевернулась?

— Мам, я вообще не помню никаких карет, — честно признался я. — По мне — хоть поезд с рельсов сошел, хоть

карета опрокинулась (чуть не ляпнул про ДТП), сам ли я с горки съехал и на голову приземлился. Вот, не помню — и все тут. Стал себя осознавать с того момента… Н-ну… стою у стены, а какой-то человек на меня кричит! Я даже не сразу понял, что это отец. Только потом дошло. Но я не понимал, почему на меня кричат? Что я такого сделал? Но зато… знаешь, когда ты зашла в комнату, я тебя сразу узнал. Прости — не сразу вспомнил, как тебя звать, но понял, что ты моя мама. Вспомнил, что я студент-математик, но математику позабыл. Может, теорему Пифагора и вспомню, а вот что-то серьезное уже нет. Что хорошо — читать и писать не разучился. Но тоже — и почерк у меня изменился, и ошибки глупые делаю. Французский с немецким языками еле-еле помню, латынь — еще хуже, а про древнегреческий вообще молчу. Провал. Кое-что помню, но не все.

С языка едва не сорвалось — мол, ладно, что английский язык не забыл, но успел удержаться. Аглицкий Чернавскому вообще не положено знать, его в гимназиях не изучают. На фиг русскому дворянину не нужна ни Британская империя, ни Северо-Американские Соединенные штаты. А те, кто англофил — пжалста, учите сами.

Боже ты мой, какие глупости иной раз лезут в голову! Вот, сейчас вспомнился незабвенный «доцент» из «Джентльменов удачи»: «Не помню. В поезде я с полки упал, башкой ударился. Тут помню, тут…ничего».

Но заведующему детским садиком было полегче, нежели мне. Все-таки, вор-рецидивист с ним из одного времени.

Маменька прижала меня к груди, словно маленького и заплакала. Сквозь слезы спросила:

— Ваня, а почему ты нам с батюшкой ничего не сказал? Ведь, сам-то подумай — мне догадываться пришлось… Ну почему ты молчал?

Высвободив нос, я вздохнул:

— Маменька, а что бы ты сделала? Доктора позвала?

Матушка, осознав, что еще чуть-чуть и она попросту задушит своего сыночка в объятиях, слегка отстранилась. Вытащила платочек, отерла слезы и спросила:

— А почему бы не вызвать доктора?

Не знаю, насколько у моей матушки сильна вера в тутошних докторов, но у меня она слабая. Неизвестно, отчего помрешь — от болезни или от лечения.

— А что бы он сделал? Волшебную пилюлю выписал? Прописал бы мне бром и обтирания на ночь?

— Ваня, докторам видней, — твердо заявила матушка. — Может, в Новгороде хороших врачей нет, я уже не говорю про твой Череповец, но мы в Петербурге. А здесь прекрасные доктора. А лучше — сразу в Европу поедем. Хоть в Германию, хоть в Швейцарию. Слава богу, денег у нас хватает. Не хватит — своего батюшку попрошу.

Чего это она про Череповец так? Во мне проснулся квасной патриот, но быстренько уполз в свою норку.

— Нет маменька, — не менее твердо ответил я. — Я знаю, что мне доктора не помогут. Ни здесь, ни в Швейцарии с Германией. Понимаешь, я уже справлялся. Может, в Череповце и нет таких врачей, как в столицах, но у нас есть крепкие профессионалы. И они те же факультеты заканчивали, что и светила медицины. Задавал я вопросы… Сами они ответить не смогли, но у них полно друзей-приятелей и в Москве, и в Петербурге. Так вот — есть только два способа вернуть мою память. Первый — создать стрессовую ситуацию.