Господин следователь
Шрифт:
Дверь в комнату открылась, вошел исправник.
– Отыскали сюртук, господин следователь, – сообщил Абрютин. – Городовые двух понятых взяли, все как положено. Но пока ничего не тронули, вас ждем. – Укоризненно посмотрев на помещика, покачал головой: – Не на пугале одежда была, в мусорной куче.
Ух, про понятых-то я и забыл.
– Спасибо, Василий Яковлевич, – поблагодарил исправника. Кивнул подозреваемому. – Пройдемте, Захар Семенович.
Сюртук господина Дунилина – грязный и мокрый, с багровыми пятнами от запекшейся крови, в птичьем помете, одет на перекладину огородного пугала, но само пугало лежало в куче мусора – гнилых деревяшек, старых тряпок, сухой картофельной
Около мусора стояли двое городовых и два мужика крестьянского обличья. Значит, это и есть понятые?
Мысленно выругался. Куда я грязный сюртук засуну? Надо хотя бы наволочку взять или еще что.
– Значит, господа понятые, – сказал я, хватая сюртук за край, что был почище. – В вашем присутствии изымаю одежду. Вот видите? – потряс я улику.
– Видим, ваше благородие. Нашего барина одежонка, только изгвазданная и кровяная, – пробасил один из мужиков.
Вишь, имеется еще один свидетель, ежели понадобится опознавать одежду. Но это, если хозяин сейчас начнет играть в несознанку.
– Ваше? – спросил я у хозяина дома.
– Мое, – признал свой сюртук Дунилин.
– Василий Яковлевич, – обратился я к исправнику. – Пусть ваши подчиненные понятых попридержат. Я акт обыска составлю, они расписаться должны.
– Так мы неграмотные, – откликнулся один из крестьян. Тот самый, что опознал одежду.
– Ничего страшного, – отмахнулся я. – Крестик внизу страницы поставите, и все. Мне еще тряпка какая-нибудь нужна или наволочка, чтобы сюртук упаковать.
Вернувшись в дом, принялся составлять протокол обыска, указав, что «в мусорной куче, на задах дома, был обнаружен и изъят сюртук коричневого цвета, с багровым пятном размером в два квадратных вершка». Подумав, добавил, что «место, где находился оный сюртук, было указано господином Дунилиным добровольно, и сама одежда им опознана».
Записал фамилии понятых, те заверили протокол крестиками и ушли, судя по всему, очень довольные, негромко переговариваясь между собой. До меня донеслось только «прищучили кровопийцу, так и надо…».
Не любят мужики своего барина. Впрочем, где крестьяне их любят? Если б любили, то и Октябрьской бы революции не было, и Гражданскую войну большевики бы не выиграли. Декрет «О земле» стал оружием покруче пушек «Авроры».
Вместо наволочки мне принесли веревочку, которой я перевязал вещественное доказательство.
Дверь снова открылась, но на сей раз это была женщина средних лет, в коричневом платье и переднике, похожая на горничную.
– Захар Семенович, самовар не прикажете ставить? – спросила она.
– Не желаете чайку с пирогами испить, господин следователь? – с насмешкой поинтересовался Дунилин. – Или вам не положено с подследственными чаи распивать?
– Потом, попозже, – хмыкнул я, не ответив на заданный вопрос.
Чаю бы попил с удовольствием, время обеденное, но хозяин прав – не положено. И ему предстоит пить чай не в собственном доме, а в окружной тюрьме. Узнал как-то, что у тюремных служителей имеется самовар, за три копейки заключенный может заказать себе чай с сахаром. Дорого – в трактире чашка одну копейку стоит, но тут тюрьма, расценки иные. Закон у нас нынче единый для всех сословий, но для дворянства и прочих, что выше крестьян с мещанами, имеется отдельная камера, еду – если казенная не нравится – принесут хоть из трактира, а хоть из ресторана. Разумеется, получится изрядно дороже, чем на месте, но директору тюрьмы постоянно недодают денег на дрова, на свечи, приходится крутиться.
В принципе, протокола обыска мне достаточно, чтобы скомандовать городовым взять Захара Семеновича под белы ручки, да отвезти
Но лучше я допрошу его здесь, прямо сейчас. В тюрьму привезу как раз к ужину, не умрет. И я потерплю.
– Давайте вернемся к недавним событиям, – попросил я. Слушать исповедь интересно, но я не романы пишу, а убийство расследую. – Когда вы узнали, что ваш отец не Семен Дунилин?
– В конце августа, – сообщил Дунилин. – Как раз накануне праздника… Что там у нас было? То ли усекновение главы крестителя Иоанна, то ли перенесение мощей князя Невского. Точно уже и не помню.
– Усекновение главы Иоанна, – подсказал я. – В праздник Двойнишников уже мертвым был. Усекновение у нас двадцать девятого, а если накануне, то двадцать восьмого.?
– Да, именно так, – кивнул Захар Семенович. – Прибежал ко мне мальчонка из города, затараторил: «Барин, дед Антип тебе записочку велел передать и сказал, чтобы ты побыстрее к нему пришел». Записку взял, спрашиваю: что за дед Антип и чего ему надо? А мальчонка, мол, знать не знаю, дом у него на въезде в город, третий справа. Крыша железом крыта.
Убежал мальчишка, я записочку взял, читаю: «Мой дорогой сын Захар. Желаю я перед смертью открыть тебе твое истинное происхождение, а еще передать тебе наследство, которое причитается. Твой отец Антип Кузьмичев сын Двойнишников».
– Записочка не сохранилась? – перебил я помещика.
– Записочка? Нет, сразу ее скомкал и выбросил. Решил – розыгрыш какой-то. Откуда отец возьмется, если давно убит?
– Угу, – кивнул я, едва успевая записывать. – Значит, поначалу вы не поверили?
– Нет, не поверил, – покачал головой помещик.
– А что потом?
– Любопытство меня обуяло, – признался Дунилин. – Думаю – что за чудеса такие? Может, сходить да спросить? Да и наследство заинтересовало. Про Двойнишникова никогда не слыхал. Понятно, если на отшибе живет, в старом доме, то с деньгами плохо, но мало ли… Вдруг у него клад закопан и мне его отдать хочет? Все в этой жизни случается. Дом этот помню. Крыша железная, но ржавая, менять пора. Решил сходить. Что я теряю, в конце концов? Если это чей-то розыгрыш, так потом пожалеют. В земстве я не последний человек. В суд подам. С урядником у меня дружба. Да и исправник наш – пусть он сегодня морду отворачивал, мне хорошо знаком. Пошел напрямую, берегом, так короче, всего две версты, через село ехать не надо. Коляску не нужно брать – увидят. Взял еще полуштоф, на всякий случай.
– Кстати, почему вы с собой самодельную водку взяли, не из казенки? – поинтересовался я.
– Ну вот еще, хорошую водку невесть на кого переводить! – возмутился Дунилин. – Водку из лавки я для гостей держу. Из земства ли кто заглянет, настоятель ли наш в гости зайдет. Мужички свою водку гонят, мне приносят бесплатно, из уважения.
– Понял, – кивнул я. – Записываю, что полуштоф вы взяли на всякий случай. А что дальше было? Пришли к старику…
– Пришел, тот сильно обрадовался. Говорит – рад, что перед смертью сына родного увидел и обниматься лезет! А сам грязный, вонючий. Я его отодвинул, полуштоф на стол выставил, спрашиваю: дед, ты в своем ли уме? Отец мой почти двадцать лет в могиле лежит. А этот, Антип Двойнишников, отмахнулся, начал на стол какую-то закуску выставлять, стаканы сто лет немытые. Давай, говорит, сын мой родимый, за встречу выпьем, все тебе расскажу. Бр-рр.