Господин следователь
Шрифт:
– Семь лет я с мужчиной не была, – призналась она.
– Семь лет?!
– Так что такого? Супруг болел, не до баловства ему было, а после смерти – так и не с кем. Замуж во второй раз никто не взял.
– Любовника завести не пыталась? – поинтересовался я.
Наталья притихла. Думал, сейчас скажет – грех это, любовника заводить, но ответила по-другому:
– Врать не стану, если бы нашелся кто по душе – так и обзавелась бы. Ваня… Иван Александрович, сам подумай, откуда любовники в Череповце возьмутся? Это ведь не Петербург и даже не Новгород. С кем попало не хочется, а с кем хотелось, так ему не нужна.
Неожиданно моя квартирная хозяйка подскочила. Придерживая рукой красивую грудь, тревожно спросила:
– А Тишка где?
– Да вон он дрыхнет, – усмехнулся я, показывая на маленького хищника, заснувшего на сброшенной одежде.
– Ух, а я испугалась – не придавили ли мы котейку, – с облегчением выдохнула Наталья Никифоровна, опускаясь на постель.
Какое-то время мы лежали молча. Наталья смотрела в потолок. Не выдержав, спросил:
– Не сердишься на меня?
– Сержусь? – удивленно вскинулась хозяйка, потом улыбнулась. – Если уж сердиться, так я сама на себя сердиться должна. Тебе и всего-то двадцать лет, мне уже тридцать семь. Какой с тебя спрос? Мальчишка ты еще, хоть и судебный следователь.
Мне стало немного обидно. Как, какой спрос? Ведь это я проявил инициативу. Не специально, так получилось, но не остановился, когда это было возможно.
– В прежние времена, если в доме сын подрастал, начинал на женщин засматриваться, то умные родители в горничные толковую девку нанимали, – сообщила Наталья Никифоровна. – Понимаешь, зачем?
Еще бы не понимать. Умные родители понимают – растет сынок, трудно постоянно перед глазами держать. А с толковой горничной он не побежит искать легкой и доступной любви, не подцепит венерическое заболевание и не влюбится в проститутку. С «толковой» прислугой могут быть иные проблемы – забеременеет и начнет требовать денег, но и это решаемо.
– Но ты-то не горничная, а дворянка. Вон как ты память о муже хранишь. Это я во всем виноват.
Наталья Никифоровна засмеялась, потом чмокнула меня куда-то в нос.
– Ох, Ваня, ты меня уморил. Сам, видите ли, виноват… Может, я только этого и ждала, чтобы ты пришел? Не самой же к молодому парню лезть? Приду, а он меня взашей погонит… Стыдоба!
Я только вздохнул и покрепче обнял женщину, задумавшись на пару секунд – как же моя кареглазая гимназистка? Или мне показалось, что влюбился?
Нет, не показалось. В девушку, полную тезку своей бывшей жены, я и на самом деле влюблен. Одну люблю, с другой трахаюсь. Где моя совесть?
Совесть что-то промямлила, но я ее быстренько успокоил тем, что нас с этой девочкой-гимназисткой пока ничего не связывает. Вот если бы она моей невестой была, тогда да, никаких посторонних баб. Женщин, в смысле.
– Ваня… Иван Александрович. Ты не считай, что я такая благородная и порядочная, вроде Татьяны, – сказала хозяйка. Пока до меня доходило, кого она имеет в виду, Наталья Никифоровна продолжила: – Был у меня когда-то любовник.
– Когда ты успела? – удивился я. – Сама говорила, что вышла замуж в семнадцать лет по большой любви.
– Дурное дело нехитрое, а любовников и раньше заводят, – резонно отвечала Наталья. – Но я-то замуж честной девушкой выходила, а любовника отыскала, когда уже три года замужней была. Я ведь тебе как-то сказала,
– И что такого? Может, от мужа?
– От мужа три года забеременеть не могла, а тут – на тебе? Да и сама знала, от кого забеременела. И другие тоже. В Устюжне-то все на виду, не скроешься. Толки разные, пересуды, до мужа дошло. Над мужем, не то что сослуживцы, даже ученики издеваться стали: записочки пакостные писали, а иной раз прямо в лицо насмехались. Мол, в следующий раз сам не сможешь – зови помощника.
– И что, он поручика на дуэль вызвал? – полюбопытствовал я.
– Какая дуэль? Поручик – человек военный, а мой супруг даже не личный дворянин. Офицер такого просто с лестницы спустит или из окна выкинет. Родственники вмешались. Мы сами-то из мелкопоместных, зато родственники большой вес в уезде имеют. Поручика в столицу вернули, моего супруга в Череповец перевели, от сплетен подальше. Василий Кондратьевич меня простил, но ребеночка велел вытравить.
– И ты согласилась?
– А что делать? Плакал он сильно, говорил: измена, дескать, это ничего, случается. Поговорят и забудут. Но если незаконный ребенок – это клеймо. Куда угодно уезжай, не спрячешь. Дознаются – опять станут записочки писать, издеваться. А ребенок у нас еще свой будет, да не один. Послушалась, да понадеялась, что будут у меня дети. Пошла к бабке-знахарке, она цветочков желтеньких заварила прямо при мне… Я выпила… Ну дальше и рассказывать не хочу.
Глава двадцатая
Сельский коллега
Все потихонечку устаканилось. Здание суда отремонтировали, судейские чиновники вернулись в родные стены. Из Луковца, куда отправилась полиция, дурных известий не поступало – видно, никого не убили, не обокрали; значит, мне туда ехать не надо. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
Во взаимоотношениях с квартирной хозяйкой тоже все утряслось. В том смысле, что рефлексировать и биться головой о стенку ни я, ни Наталья не стали. Договорились только, что станем обращаться друг к другу по имени и отчеству. Везде, даже в спальне. Если наедине привыкнем называть Ваня и Наташа, обязательно проколемся – ляпнем в присутствии посторонних, а народ у нас умный, сложить два и два сумеют. Как станут дальше развиваться наши отношения, мы не знаем, но с квартиры меня не гонят. Значит, как пойдет. А вот входную дверь следует запирать. Повезло, что никто из соседей не приперся, но все может быть.
К рассказу о ее неродившемся ребенке у меня двойственное отношение: с одной стороны, жалко женщину, лишенную радости материнства, с другой, почувствовал облегчение. Когда я принялся «утешать» Наталью, думал не головой, а другим местом. С презервативами в девятнадцатом веке напряжно. Читал, что эта нужная вещь была изобретена еще для любвеобильного английского короля Карла II, но сомневаюсь, что правда. У Пикуля в какой-то книге жена главного героя пользовалась «французскими средствами» контрацепции, но что за средства, писатель не указал.