Гостиница 'Сигма'
Шрифт:
– Пить, ради всего святого!
– повторил штурман и вдруг рывком сел в постели. Невидящие глаза его блуждали.
– Ляг, Григо, - сказал капитан.
Но штурман его не слышал.
– Мы погибнем здесь все! Погибнем, как мухи в оконной раме!
– закричал вдруг штурман.
– Ну что, ты доволен теперь? Это ты заставил меня сделать три витка вокруг Земли. Ты заставил меня изменить курс "Ориона", чтобы корабль прошел над Австралией. Ты следил за каждым моим шагом,
– Опомнись, Григо, никто за тобой не следил, - сказал Арго и только теперь понял, что штурман обращается не к нему. Арго даже зачем-то обернулся, но за спиной никого не было.
– Ты заманил нас в ловушку, - прошептал Григо и рухнул навзничь.
Арго так и не понял, видел ли его штурман. "Странный бред. И удивительно стойкий", - подумал Арго.
Григо уснул, дыхание его стало ровнее.
Дверь чуть приотворилась, и Брага поманил капитана пальцем.
– Все в сборе?
– спросил Арго, выйдя в коридор.
– Все, кто может ходить, - ответил Петр.
Издалека донесся протяжный удар и приглушенные расстоянием возгласы.
– Таран готовят, - пояснил Петр.
– Пойдем напролом.
– Надо действовать бесшумно, - нахмурился капитан.
Петр пожал плечами.
– Какая разница?
– сказал он.
– Семиглаз и так все видит и все слышит.
– Так рассуждать - и браться за дело нечего, - отрезал капитан.
– Как быть с теми, кто не может ходить?
– спросил негромко Петр.
Капитан подумал.
– Соорудим носилки и всех возьмем с собой, - решил он.
Оставив уснувшего Григо, они направились в центральный зал. Собравшиеся здесь были взволнованы, как на корабле во время аврала. Несколько человек возились с тараном - стволом дерева, доставленным сюда из оранжерейного отсека. Массивный ствол, очищенный неведомо кем от сучьев, играл роль мостка, перекинутого через ручей. Теперь он должен был сослужить людям новую службу.
– Пить хочется, - сказала Любава и подошла к мирно плещущемуся фонтану.
– Не пей, - сказал капитан.
Любава удивленно посмотрела на него и, ничего не спросив, вернулась к стволу.
– Семиглаз отключен, - сказал Петр, остановившись перед капитаном.
– Весь?
– Кто его знает, весь или нет, - развел руками Петр.
– Те проводники, которые обнаружили, мы перерезали...
За стеной здания занималось далекое утро. Облака, все время клубившиеся под полом, приобрели новый, зловещий характер. Прежде серые, иногда полупрозрачные, они налились грозовой чернью.
– Такие облака выпускает осьминог, когда ему плохо, - топнув по полу, сказал кто-то.
– Не делайте ничего
Все в течение нескольких мгновений смотрели вниз. Облака, словно сытые змеи, ворочались, будто старались проникнуть сквозь пол в центральный зал.
– Семиглаз недоволен, - сказала Любава.
– Всем не угодишь, - заметил Брок. Он вооружился толстой веткой, придав ей вид копья.
– А на "Орионе" осталась лазерная пушка для распыления метеоритов, вздохнул Петр.
– Да, вооруженьице у нас не того, - сказал кто-то.
– Прямо заметим, примитивное вооруженьице.
– Как у питекантропов, - добавил Брок, щеголявший знаниями по истории Земли.
Джой Арго оглядел собравшихся, задержался взглядом на нескольких носилках, составленных у фонтана. Разговоры смолкли.
– Сейчас разобьемся на штурмовые группы, - сказал капитан.
– Первая постарается вышибить дверь. Задача второй группы - удержать пролом: возможно, материал самовосстанавливается...
Белые как мел лица орионцев были полны решимости.
– Я пойду впереди, - сказал капитан, закончив свой короткий инструктаж.
6. ВЕК XXII
После возвращения на Землю работа поглотила Борцу. Кораблей из космоса приходило немало, и карантинная служба на недогрузку не жаловалась.
Каждую свободную минуту, однако, Борца отдавал своему любимому детищу машине синтеза. Домой он заезжал нечасто - городскую квартиру Борца невзлюбил после печальных событий, первой жертвой которых стал бедняга Бузивс.
В память о Бузивсе остался портрет обезьяны, сделанный одним из приятелей Борцы, художником-любителем. Писанная маслом картина изображала Бузивса во весь рост, в натуральную величину. Когда после возвращения из клиники невесомости они заехали сюда, Зарика оставила в углу портрета надпись: "Я не забуду тебя. Прощай, Мишка!.."
Сохранил Борца и очки Бузивса, придававшие обезьяне вид сварливой ханжи.
Без Мишки-Бузивса в доме стало пусто, и Борца особенно остро, почти физически почувствовал свое одиночество.
Когда выдавалось короткое свободное время. Борца летел за город, где в старинном дачном коттедже, преобразованном под лабораторию, проводил опыты.
Увлечение Борцы, "род недуга", как говорили его приятели, доставляло ему немало хлопот: машина синтеза не ладилась, капризничала, никак не желала действовать по составленной программе. Силовые поля перепутывались, молекулы своевольничали, частицы рабочего вещества, впрыскиваемые в установку, скапливались совсем не там, где им следовало, и заранее заданная модель в результате искажалась до неузнаваемости.